— Это неправда. Это неправда. — Листок в руке Агнес дрожал, и она повторяла: — Это неправда, говорю вам. Все тут неправда, с первого до последнего слова. Человек, о котором идет речь в письме, это мистер Брэдли…
— Вы называете его мистер Брэдли?
— Да, это его фамилия, мистер Брэдли. Хотя я обращаюсь к нему как к Брэдли, а… на кухне его зовут по имени.
— Ну, что ж, будем называть его Брэдли. И вы говорите, что в этом письме все неправда?
— Может быть, одна-единственная вещь — мы с ним действительно работали в саду. Но с нами всегда Милли и Блум… Артур Блум. Это самое грязное письмо. — У нее задрожали губы, из глаз брызнули слезы.
Леди Эмили наклонилась к Агнес, потрепала по коленке и сказала:
— Успокойтесь, успокойтесь. Я вам верю на слово. Но зачем? Вам не приходит в голову, зачем кому-то понадобилось писать мне такое письмо и обвинять вас в подобном неблагоразумии?
— Да, могу, могу. — Агнес оперлась головой о спинку кресла. Да, она знала, кто написал письмо. Это Дейв. Уже не первую неделю он вел себя странно, даже следил за ней, когда она гуляла по саду. Тот случай, который он упоминал в письме — встреча с Брэдли, — произошел в полнолуние, когда Милли снова ушла в лес. Перед этим были полнолуния, которые, как казалось, никак не повлияли на ее состояние, но в ту ночь она пропала, и Брэдли пошел искать ее. Но ведь то же самое сделали Магги и Бетти Троллоп. Случилось так, что Брэдли нашел ее, и именно когда Агнес на них наткнулась, на сцене появился Дейв. Она очень отчетливо это помнила, потому что на следующий день Дейв был едва ли не груб с ней. Она отнесла его грубость к тому, что именно Брэдли нашел Милли и что Дейв не переносил неприкрытой привязанности Милли к этому человеку.
— Так кто же это? Кто написал это письмо?
— Это не имеет значения, кто написал его, могу только заверить вас, что содержание письма лживое. Все, что имело место между мной и Брэдли, это только беседы.
— Значит, вы разговариваете с этим человеком?
— Мы беседовали.
— Почему?
— Вероятно, потому, что мне не с кем больше разговаривать.
Эти слова она буквально выкрикнула и, прикрыв рукой рот и не обращая внимания на слезы, вскочила на ноги.
Леди Эмили тоже быстро встала, протянула к ней руки, обняла и прижала к себе.
— Успокойтесь, дружок, успокойтесь, моя дорогая. Все бывает. Я бы расстреляла ваших братьев… И я, и люди моего круга тоже небезгрешны, нам следовало бы заглядывать к вам почаще. Но эта ваша сестра, знаете ли, для вас это тяжелая ноша, это настоящая обуза. Она отпугивает от вас людей. Я понимаю, что россказни про нее сильно преувеличены, и я всем это говорю. Это простые люди распространяют всякие страсти. У меня одна горничная сказала, что когда она поймала вас, то вцепилась в волосы, как летучая мышь. Я велела моей горничной Хьюстон надавать этой девке по щекам. Миллисент душевнобольная. Мы все это знаем, но она не маньячка.
Агнес высвободилась из ее объятий, слышать все это не было сил — все эти сплетни о Миллисент так же лживы, как и то, что наговорили про нее. В письме с обвинениями содержалось не больше правды, чем в том, что говорят о Милли. Она смяла письмо в руке и сказала:
— Я оставлю его у себя, леди Эмили.
— Но оно же не вам адресовано, моя дорогая.
— Ничего, я намерена сохранить его, и придет день, я покажу его автору. Это человек, который многим обязан тому, кому он бросает обвинение.
— Так вы думаете, это мужчина?
— Я не думаю, а знаю, что это мужчина.
— Рискну угадать. Это же ваш старый слуга Уотерз, я не ошиблась?
— Я не намерена обсуждать авторства этого письма, леди Эмили.
— Нет-нет. Я хорошо понимаю. А Уотерз, если мне не изменяет память, был камердинером у вашего дедушки, а потом у вашего папы. В молодости они приятельствовали с камердинером Грегори. Это было, когда ваш дедушка приезжал к нам пострелять. А теперь, моя дорогая, мне пора ехать. По правде говоря, я уже опаздываю. И последнее, что я хочу сказать, это вот что — никогда не выходи замуж за человека из другого класса. Можно не найти счастья в своем классе, но зато сохранятся друзья, к которым можно в минуту жизни трудную обратиться, выйди замуж за кого-то из другого класса, и станешь едва ли не изгоем. А для меня это все равно что помереть.
Закончив речь, она повернулась и на плохо гнущихся ногах, но прямая как палка направилась к двери. Агнес заставила себя опередить ее, чтобы открыть перед ней дверь, потом прошла впереди нее через холл и прихожую на улицу, где на верхней ступеньке большой лестницы ее ждал кучер, но она, не обращая на него внимания, попрощалась с Агнес следующими словами:
— Конечно, если начнется война, с ней скорее всего начнутся такие перемены, что все сравняется, и Джек может почувствовать себя ровней своему хозяину. Боже мой, подумать только, какое миленькое это будет дело, вы согласны? Ну да ладно, я не доживу до этого. Прощайте, моя дорогая.