Жан Кастелли – профессиональный взломщик. Волевой и неглупый человек. Более того, по выдержке и рассудительности ему нет равных. Он презирал грубое насилие. Его прозвали «Старомодным». Например, он умывался, пользуясь только простым мылом. А случись, увидит у меня туалетное, непременно заметит:
– Боже, опять понесло педерастией. Как ты можешь пользоваться мылом, которым подмываются крали?
К сожалению, ему уже пятьдесят два. Но энергичен – любо-дорого поглядеть. Он говорит мне:
– Ты, Папийон, весь в меня, жизнь на островах тебе неинтересна. Ешь хорошо, но опять-таки для того, чтобы держать форму. Ты никогда не смиришься с жизнью на островах. С чем тебя и поздравляю. Здесь у нас с тобой наберется с полдюжины единомышленников. Побег – превыше всего. Конечно, найдутся и такие, кто дорого заплатил бы за выезд на материк, чтобы оттуда бежать. Но никто здесь в побег не верит.
Старина Кастелли посоветовал заняться изучением английского языка, не терять возможности совершенствоваться в испанском, разговаривая с испанцами. Он дал мне учебник испанского языка, где было двадцать четыре урока, а также французско-английский словарь. Кастелли очень дружил с одним марсельцем по имени Гардéс, ходячей энциклопедией по побегам. Гардес уже дважды совершал побег. Первый раз из португальской исправительной колонии, второй раз с материка. У Гардеса сложился свой взгляд на побег с островов, у Кастелли – свой. У тулонца Гравона свое мнение. Их взгляды и мнения не совпадают. С этого дня я решил жить только своей головой и по поводу побега ни с кем больше не разговаривать.
Это, конечно, тяжко, но ничего не поделаешь. В одном только мнения каторжан не расходились: сама по себе игра в карты не представляет интереса, а если уж играть, то только с единственной целью – делать деньги. Соглашались и в том, что играть очень опасно. В любое время можно было ожидать появления претендента на место за игорным столом, что означало улаживать спор в схватке на ножах. Все трое решительны в действиях и для своего возраста страшно опасны: Луи Гравону – сорок пять, а Гардесу – около пятидесяти.
Вчера вечером мне представился случай изложить перед всеми свой взгляд на вещи и взбудоражить почти всю нашу камеру. Один парень из Тулузы, небольшого роста, был вызван на поединок, разумеется на ножах, крепышом из Нима. Прозвище тулузца – Сардина, а верзилы из Нима – Баран. Баран, обнаженный по пояс, начал с места в карьер, поигрывая ножом:
– Либо ты платишь мне двадцать пять франков за каждую игру в покер, либо не играешь совсем.
Сардина ответил:
– Никто никогда и никому не платил за игру в покер. Почему ты ко мне пристал? Почему не вызываешь держателей стола, где играют по марсельским правилам?
– Это не твое дело. Или ты платишь, или не играешь. Или бьешься со мной.
– Нет, биться не стану.
– Что, сдрейфил?
– Да. Не хочу рисковать, чтобы меня порезал или убил такой хвастун, как ты, не совершивший ни одного побега. Я настроен бежать и здесь нахожусь не для того, чтобы убивать или быть убитым.
Все напряженно ждут, что произойдет дальше. Гранде говорит мне:
– Малыш – хороший парень, это видно. И он заряжен на побег. Жаль, что мы не можем ничего сказать.
Я открыл нож и положил под бедро. Я сидел на койке Гранде.
– Тогда, желторотик, либо плати, либо кончай играть. Отвечай! – Баран сделал шаг к Сардине.
И тогда я крикнул:
– Заткни свою глотку, Баран, и оставь парня в покое.
– Ты сдурел, Папийон? – вмешался Гранде.
Продолжая сидеть неподвижно и чувствуя под бедром рукоятку ножа, я сказал:
– Нет, я не сдурел, и послушайте все, что я хочу вам сказать. Баран, прежде чем драться с тобой, а я это сделаю, если ты будешь настаивать даже после того, что услышишь, позволь сказать тебе и всем остальным, что с тех пор, как я появился в этом блоке, где нас больше сотни и все из преступного мира, я, к стыду своему, обнаружил, что такое понятие, как «побег», самое прекрасное, самое стоящее, здесь не уважается. А ведь любого человека, доказавшего свое право называться беглецом, смело рисковавшего жизнью в побеге, следует уважать всем и каждому, независимо от других соображений. Кто-нибудь возражает? – (Тишина.) – У вас свои законы, пусть так. Но в них отсутствует одно очень важное правило, которое гласит: каждый обязан не только уважать беглеца, но и помогать ему и всячески поддерживать. Никто никого не заставляет бежать, и я вполне допускаю, что вы почти все смирились и решили доживать здесь. Но если у вас не хватает мужества изменить свою жизнь, то вы хоть имейте уважение к тем, кто все поставил на карту ради побега. И тех, кто забудет это правило, ожидают очень неприятные последствия. А теперь, Баран, если ты все же хочешь драться, давай!
И я выскочил на середину комнаты с ножом в руке. Баран бросил нож на пол и сказал:
– Ты прав, Папийон, я не хочу драться с тобой на ножах. Сойдемся в кулачном бою, чтоб ты не подумал, что я желторотик.