Мотылек атакующий

На лечение Маше все же хватило. И она пробыла в известной московской клинике меньше времени, чем говорил доктор. Но все равно дни тянулись тяжелые и медленные, как старые вагоны грузового состава, отправленного по несуществующему адресу тем, кому они совсем не нужны. Маша лежала в палате, бродила по коридорам, а чаще гуляла или сидела на лавочке в маленьком внутреннем садике. Поначалу ее удивило огромное количество молодых людей обоего пола, пришедших в клинику за красотой, потом это стало забавлять, а затем даже раздражать. Среди клиентов было немало тех, кто мелькал постоянно на телевизионных экранах и страницах гламурных журналов. Все они оказались не такими сверкающими и лакированными, как на фото с гламурных тусовок: ни радости, ни блеска в их глазах. У большинства девушек была несвежая кожа, а мужчины выглядели истеричными и вообще мало походили на мужчин.

Однажды Маша сидела на скамейке и читала книгу, погрузившись в интригующие перипетии романа Себастьяна Жапризо «Убийственное лето». Рядом опустилась популярная телеведущая, болтающая по телефону. Она, очевидно, разговаривала с подругой, перемывая косточки общим знакомым и при этом зло матерясь. Маша встала, чтобы уйти. Но вдруг замерла и уставилась на гламурную стерву в упор.

Та подняла лицо и посмотрела на нее, ожидая, как видно, какого-то вопроса. Но Маша молчала, не отрывая взгляда.

– Вы что-то хотите? – наконец не выдержала теледива.

– Да, – кивнула Маша, – хочу, чтобы ты заткнулась.

Любительница сквернословить вздрогнула, отключила телефон и, взлетев со скамьи, быстро исчезла, даже не попытавшись что-либо возразить. В конце концов, неизвестно, на кого нарвешься в лечебном учреждении, куда обычные люди попасть не могут. Маша решила никуда не уходить и продолжила чтение.

В конце июля сняли последние швы и повязки. Маша смотрела на свое чужое лицо и не испытывала никаких эмоций. От ее прежней внешности не осталось ничего: нос стал меньше, губы пухлыми, скулы заострились… Даже взгляд изменился – теперь он был спокойным и жестким. На Машу из зеркала смотрела холодная расчетливая красотка, ничем не отличающаяся от тех, кого привыкли видеть люди на экранах телевизоров. Обгоревшие волосы отросли, и теперь немного не доставали до плеч, но остались такими же пышными.

– Мишель Пфайфер отдыхает! – восхитился хирург. – Ну, как вам моя работа?

– Я довольна, – тихо ответила Маша.

А хирург не унимался.

– Если еще макияж грамотно наложить да причесочку сделать… Смело можно начинать новую жизнь!

Выдав последнюю фразу, врач осекся. И, погладив Машу по плечу, произнес с участием:

– Дорогая, теперь уж прежнего не вернуть, так что и в самом деле постарайтесь быть счастливой в новом образе.

В первый день августа Маша выписалась. В холле клиники ее ожидала Елизавета Петровна. Свекровь смотрела на лестницу, ожидая, когда спустится Маша. А та прошла мимо и усмехнулась. Мать Сергея продолжала глядеть на мраморные ступени, ведь несколько минут назад ей позвонила невестка и сказала: «Я выхожу». А то, что какая-то девушка остановилась рядом, ее не интересовало.

– Елизавета Петровна, – позвала Маша, – это я. Здравствуйте.

Свекровь обернулась и не поверила.

– Маша? – переспросила женщина, вглядываясь в незнакомое лицо.

Мария подошла и обняла ее.

– Я и сама не ведала, что так получится…

– Зачем? – заплакала мать Сергея. И, смахнув слезы, сказала: – А может, ты и права. Новая жизнь все-таки.

– Жизнь у меня одна, и, кроме Сережи и Славика, в ней никого не будет.

Они сели в скрипучую «девятку», за рулем которой находилась немолодая женщина, знакомая Елизаветы Петровны. Та приезжала в Москву навестить дочку и внука, а теперь делилась впечатлениями от встречи.