Мотылек в бамбуковой листве

– Они со своей женушкой затасканной, мымрой, меня на сорок пять тысяч раскрутили, дважды им давал, выудили из меня две зарплаты, чтобы ей штрафы гибэдэдэшные оплатить, по крайней мере, так мне они навешали, а кто знает, на что деньги ушли – может, на кайф какой, на наркотики, верно? Жуть, что Акстафой ваш, что жена его – простофиля, в сексе ходит надушенная, наодеколоненная, да и он как олух, воры! Вот теперь зажимают денежки мои – как хохлатая яйцо! Что ж их, люди знакомые содержать должны, паразитов этих, эту грязь в обличье человеческом? Все пахать должны на них, скажите мне! Ради чего они землю нашу топчут, марают своими похабщинами, что из детей их получится? По какому праву они отцами и матерями становятся? Кто им дозволение выписал? Вот вы мне скажите! У них отнять надо… отрезать, стерилизовать, оскопить, кастрировать как собак надо! Пользы от них – как от греха первородного!

Ламасов с серьезным видом покивал.

– Нет у меня охоты, Эдуард, на такие философские темы полемизировать, да и не в моей компетенции вопросы эти…

Но Кузьмич гнул свое:

– …надо было мне под видеозапись с них клятвенную брать у нотариуса! Но житуху я ему попортил, на рану соль насыпал, как оно в народе говорится, репутацию его подгноил, теперь от него люд честный шарахается как от черта прокаженного в разодранной рубахе, только завидят – бегом прочь! Потому как знают люди, уж если Акстафой с разговорами вдруг лезет к тебе после молчания продолжительного, то, в конце концов, даже если издали зайдет, то под финал – денег выклянчит обязательно! Это натура у него такая, а мне даже стыдно было бы и денег-то у него взять – я ж чувствую, что такие, как Акстафой, ничего своего не отдают. Одолжится он у другого Иванушки, так и будет круговорот крови циркулировать у должника врожденного, наследственного, одни долги другими долгами гасит – а долгов меньше не становится, но ему хоть бы хны!

– Понимаю, понимаю.

– Вы Акстафоя заставьте мне деньги вернуть, потому что я человек сам небогатый и на человечность его понадеялся, все-таки плакали, умоляли, и я, дурак-дураком, поверил цирку их!

– Вы знаете, по какому адресу Акстафой проживает? Мне бы с ним пообщаться.

– Откуда мне знать? А знал бы, душу бы вытряс из него! Из этого слизняка худосочного, худородного, а я еще к нему по доброму, как к сотоварищу…

– Значит, адрес не подскажете?

– Увы, нет.

– А кто знать может?

– Вы жену его спросите.

– А за пределами семьи?

– Да один Бог знает, с кем Акстафой водится. Наверное, сам по себе – никому с таким ничтожеством не хочется якшаться.

– А вы с Акстафоем давно знакомы, давно дружите?

– Дружу? Вот отмочил! Не дружу я. Да я с ним едва знавался, пару месяцев и по работе только, он себя прилично вел, пока не отчубучил такую гнусность мне! А может, и еще кому-то? Но мне такие в кругу друзей – не упали, знаете ли, на одно место! И я считаю, что мнение мое – справедливо, да вы любого спросите человека адекватного, здравомыслящего, с принципами непоколебимыми, все как один живописуют вам мою картину. Потому как нельзя, ну нельзя же человеку жить так!

Варфоломей кивнул и сказал:

– Ваше право. А сына Акстафоя не знаете?

– Лично не знаком, но Акстафой говорил… Глеб, вроде, его зовут. Я-то думал, что такие как Акстафой браком вообще не сочетаются или только для того, чтобы дырку удержать при кровати, а детей – под аборт пускают или в тазу топят как котят. Не позавидуешь пацану, с таким-то папашей, чему он его научит? Да и пьющая баба никому хорошей матерью не будет! Глеб этот, наверное, беспутный самодур, как папашка его…

– Вот уж неизвестно. А у кого-нибудь еще Акстафой деньги мог одалживать или одалживал? Может, имена подскажете?

– В списочке имен, наверное, наберется не меньше, чем пассажиров на Титанике, да я только одного себя и знаю.

– Ясно. А вы где проживаете?

Эдуард Кузьмич назвал адрес.

– Далековато, м-да.

– Что, простите?

– А если б вы Акстафоя убить задумали, то как убивали бы – судя по отношению вашему, не голыми руками пачкаться?

Кузьмич зычно, сдавленно гаркнул:

– Вы что, с дубу рухнули? Что за вопросы такие? Вы из милиции или откуда? Все, я больше вам – ни слова не скажу!

– До свиданья, Эдуард. А по Акстафою я погляжу, что можно с ним сделать… если им кто-нибудь другой не занялся.

– Я с вами не говорил!

Ламасов положил трубку и, как в детском логопедическом кружке, пощелкал языком, имитируя цоканье конских копыт.

– Ай-яй, Алексей, что ж вы, в самом деле, до беды доводите.

– Вы сказали что, Варфоломей Владимирович?

– Я, Ульяна, человеку поражаюсь – что за существо это такое… беспардонное, безразличное. В силу каких причин?

– Ой уж не знаю, Варфоломей Владимирович… Но вы того, кто Егора Епифановича убил, поймаете?

– Буду делать, гражданочка, что в моих силах, а там поглядим, в чью пользу обстоятельства выстроятся.

– А за что убили-то… ограбить хотели? Или что…

– Пока не могу ничего конкретного сказать. Но что не ограбление – это точно.