Мозаика чувств

В зале кто-то сказал по-русски: «Ну и потеха» и засмеялся. Судья, высокий, седой, вопросительно глянул на защитника.

– Что это значит?

– Ваша честь, подсудимый имеет в виду портрет царицы Береники, найденный в раскопках.

Тот прятал улыбку в серых усах:

– Подсудимый Абу-Захария, есть у вас свидетель поближе к нашей грешной земле?

Мусса поднял руки к небу и проговорил что-то невнятное.

Защитник:

– Я немного знаю арабский. Он спросил: А этого недостаточно?

По рядам присутствующих прошел легкий шорох, и Илья подумал, что сейчас столкнулись два разных мира, не понимая друг друга.

Нужно было что-то делать…

Он встал и произнес громко:

– Я могу сообщить кое-что важное, ваша честь!

Судья, пошептавшись с обвинителем и защитником, кивнул служащему.

– Подойдите, – сказал тот, – ваше имя? Теперь примите присягу.

Затем Илья поднялся на трибуну, откашлялся:

– В прошлом году, на Песах я подвозил Муссу домой, в его деревню возле Калькилии. Впереди нас шла «Мазда» с израильским номером, которая резко остановилась от внезапных выстрелов. Я нажал на тормоз, а Мусса выскочил на шоссе и побежал туда.

Глаза Ильи старались не встречаться с печальным взглядом Муссы, которому обещал никогда не говорить об этом. Но иной возможности спасти его от тюрьмы не было.

– Как потом он рассказал мне, в кабине был убитый мужчина и маленькая кричащая девочка. Мусса схватил ее и поспешил навстречу приближающейся полиции, и тут «Мазду» охватил огонь…

В зале наступила напряженная тишина, которую нарушил голос судьи:

– Подсудимый, вы подтверждаете это?

Тот кивал головой, улыбаясь и плача одновременно.

– Что ж, на основе открывшихся данных я снимаю с вас обвинение. Вы свободны! Рассмотрение дела двух других подсудимых будет продолжено завтра!

Сухая судейская рука с удовольствием ударила молотком по столу.

Публика, очень довольная, двинулась к выходу.

– Вареники-Лавреники! – снова послышался тот же смешливый голос.

Шломо с Ильей направились к Муссе, однако он был занят: бил благодарственные поклоны своему главному свидетелю и вдруг кинулся к ним, хотел целовать руки, но, остановленный, клялся, что всегда будет их должником.

Мусса

А на вилле все шло своим чередом, хотя уже под эгидой специальной комиссии, решившей восстановить портрет Береники в металлической раме и перенести в музей Кейсарии.

Естественно, это поручили Илье, который взялся за дело со свойственным ему упорством и талантом.

Но так только казалось.

После всего пережитого он уже не был, как прежде, полностью сосредоточен на мозаике двухтысячелетней давности, и часто его мысль ускользала домой, к компьютеру, к чертежам боевых ракет.

Идея была такая: разрушить часть посадочной полосы, отведенной Аэробусу, и тогда, можно надеяться, эту сверхдорогую машину отведут в менее опасное место.

Главное – все должно быть сделано, когда лайнер будет в полете, что исключит человеческие жертвы и прекратит страдания Рины, которая вынуждена убегать от грохота моторов к нему, в Тель-Авив, или к своим подругам.

Конечно, краем своего измученного мозга Илья понимал все безумие задуманного, но сидеть сложа руки, зная, что девушка в это время испытывает тяжкие страдания – тоже не способствовало его душевному равновесию…

Так думал и чувствовал Илья, всматриваясь воспаленными глазами в прекрасное и проклятое лицо иудейской царицы, заменяя поврежденные ночными ворами фрагменты новыми, которые он доставал из большой картонной коробки.

– Откуда это, босс? – полюбопытствовал проходящий мимо Мусса.

– Музей заказал в Венеции на фабрике Мурано, но и здесь нет того, что мне нужно. Например, для глаз Береники необходим перламутр особого оттенка, а я не нахожу его.

Мусса порылся в цветных осколках, и его голый череп отразил исходящие от них светлые блики:

– Стоит поискать на черном рынке.

– На черном рынке? И что там можно достать?

– Все! – усмехнулся араб. – Но не даром.

Илья кинул на него внимательный взгляд. С некоторых пор все слышанное и виденное им вокруг имело значение только, если касалось его тайны. Он спросил как бы невзначай:

– А… боевую ракету?

И сразу же пожалел об этом.

Тот испугался:

– Зачем тебе, босс? Взорвать что-нибудь?

Илья натянуто засмеялся:

– Ну что ты! Так просто…

– Нет, не просто! Опасно!

Его губы дрожали:

– Босс, ты хороший человек, спас меня на суде. Потому расскажу тебе… Мой отец… был гашаш… помогал солдатам находить тайники с оружием. И его убили!..

– Почему? – поразился Илья.

– Деревня наша такая. Кто за, кто против. А у меня жена, ты ее видел со мной на рынке. Красавица! И маленькая дочка… Мне нельзя тебе помогать. Прости!

Но Илья, зашедший уже так далеко, не мог отступить. Чувствуя себя мерзавцем, проговорил тихо:

– А там, в суде… Ты клялся аллахом, что будешь навсегда нашим должником!

Мусса с укором глянул на него и пошел прочь, не сказав больше ни слова.

Он и потом старался не попадаться на глаза Илье, пока тот, как делал иногда, не предложил подвезти его домой. Но обычно словоохотливый Мусса всю дорогу помалкивал и вяло отвечал на вопросы, и только когда они подъезжали к его деревне, спросил:

– Можешь остановиться? Десять минут, хорошо?