Мозаика мертвого короля

Мы уже слышали скрип колес по ту сторону склона.

Закройщик поднатужился и поднял знамя. Лиловое широкое полотно неохотно заколебалось на влажном ветерке.

С той стороны немедленно послышались встревоженные возгласы: наше комедиантское знамя несомненно заметили. В этот же миг от подножья холма за нашей спиной послышался рев рога. Оставшийся в зарослях с фургоном Боров поддержал наш маневр боевым сигналом. Надо признать, дудел боец хоть и отвратительно, зато зычно.

С той стороны на вершину выкатился воз с мешками овощей, мы увидели изумленные рожи возницы и бабы, сидящей рядом с ним. В этот же миг хуторяне заметили нас.

Надо признать, всё было рассчитано точно. Несколько подпортила впечатление изрядная куча навоза, оказавшаяся между великим колдуном и зрителями.

Я увидел второй воз, третий… — жители нескольких хуторов привычно двигались на городской рынок. На нас уставилось человек двадцать. Коренастый малый, открывший рот, даже забыв про лук с наложенной на тетиву стрелой.

Мне хотелось врезать колдуну по сапогу, но Эмруозос собрался и заговорил сам:

— Куда едете, бедные люди?

— На рынок, известно, — пискнула ошалевшая баба. Остальные хуторяне пялились на нас, полностью онемев. Уж не знаю, что на них так подействовало: наш роскошнейший колдун или немереные локти дорогого лилового шелка, в которые мы завернулись.

— На рынок? — голос Эмруозоса, поначалу довольно писклявый, окреп. — Что ж, езжайте. Быть может, в последний раз.

Баба от ужаса прикрыла обеими ладонями рот.

Эмруозос изловчился привстать на стременах и оглянуться в сторону города. Ветер развевал его кудри, ерошил мех на плечах.

— Вижу! — возвестил роковой красавец. — Черная сеть покрыла великий град, стоящий средь десяти и одного канала. О, близка гибель древнего Глора! Умрет каждый третий и каждый второй. И оставшиеся в живых позавидуют мертвым…

Звучный голос колдуна теперь, казалось, грохотал и над Краснохолмской дорогой, и над холмом, возможно, долетал и до Лесного канала. Речь сочиняли самые умные: Закройщик с колдуном и лично король.

Я и сам отчего-то вспотел.

— …Мор! Реки, почерневшие как кровь, и кровь, почерневшая подобно гнилой воде. Три дня и десять! Слышу: смерть воет у Старых боен. Думал я сорок дней, и открылось мне! — Эмруозос внезапно вскинул руку, — в его ладони был хрустальный шар.

Не знаю, как он это сделал. На небе не было ни единого просвета, — лишь сизая и темная пелена туч. Но хрусталь вдруг сверкнул, засиял солнечным светом. Хуторяне ахнули в голос. Все, собственно, и я, невольно зажмурились. Когда я смог взглянуть, — хрустальный отсвет открыл в небе над Глором сияющий глаз. Не глаз, конечно, — в узкую щель облачной пелены пробился луч солнца. Один-единственный. Голову даю на отсечение, — казалось, само небо, щурясь, взирает на залитый тьмой город. Луч чуть расширился, заскользил по кварталам, — в какой-то миг я ясно рассмотрел башни Цитадели. Тут луч погас, — Эмруозос, чуть запоздав, кинул руку с шаром вниз, но едва ли этот промах кто-то заметил. Все смотрели на мгновенно утонувший во мраке туч город.

— Будет так! — неожиданно взревел колдун. — Гибель! Живые станут мертвыми, мертвые вернутся к живым! Грядет месть мертвых королей! Уж слышна их поступь и рокот мертвенных волн. Три дня и десять! И хлынет гноем бухта! Печать мертвеца уже легла на всё! Грядет король в кровавой короне! Это я вам говорю, — великий Эмруозос, пророк королей и советник демонов! Смотрите!

Все взоры вновь обратились к городу. Над Глором четко поднимались три столба дыма. Четвертый пожар то ли не успел разгореться, то ли его дым прибивал к земле ветер.

— Гибель! — невыносимо взвыл Эмруозос. — Смерть! Боги отмстят! Каждый третий и каждый второй, — маг глянул через шар на одного хуторянина, на второго: — Черный след на тебе! И на тебе! О, вижу!

Тут Брехун воткнул свое копье в дорогу и метнулся к хуторянам. У третьего воза замер крепкий детина в новой желтой рубахе. Он лишь моргнул, когда его ухватили за запястье. Сверкнул «шеун»… Видимо, колпак порядком мешал Брехуну, потому что наш боец отсек конечность куда выше, чем следовало. Впрочем, нашего лекаря-расчленителя это не слишком смутило, — он с торжествующем мычанием вскинул отрубленную руку вверх, — пальцы обрубка судорожно сжались, брызнула кровь.

— Смерть, — с искренним ужасом пробормотал Эмруозос и, неловко склонившись с седла, доверительно обратился к бабе: — Торгуй, бедная женщина. Скоро глоток воды будет стоить дороже пригоршни «корон»…

Тут раздался вопль, — детина, тупо глядевший на брызжущую из обрубка кровь, наконец, осознал, что именно с ним произошло. Но кричали все. Хуторяне поворачивали, — кто нахлестывал лошадей, кто удирал на своих двоих. Опрокинулся воз, посыпались мешки, кроваво-зелеными сгустками запрыгали по пыли пучки редиса.

— Отходим! — скомандовал король.

Мы побежали с холма, последним рысил Брехун, зажав желтую руку под мышкой и вскинув мешок редиса на плечо. На нас никто не смотрел, — хуторяне неслись уже далеко по Краснохолмской дороге. Там опрокинулась еще одна повозка, слышались вопли ужаса.