Мозес

– Еще ребенком я учился в религиозной еврейской школе, тут, в Мюнхене. – его голос стих, вместе с дыханием охранника. Глаза Мартина открылись. Замок спал с дверей памяти. Хрустальная ночь, беспокойная и шумная. Погромы, грабежи или как принято называть «Народная месть». И этот парень. Тот пухлый ребенок, который сбежал. Его испуганные, но полные решимости выжить глаза – вот что запомнил Мартин. А сейчас? Худоба отлично замаскировала подростка. Глаза еще не покинул дух жизни, но смирение постепенно обволакивало его.

– Что вы со мной сделаете? – спросил парень.

– Ничего. Иди, – сухо ответил Мартин. Мальчик из религиозной школы Мюнхена, с опаской повернулся, оставив охранника за спиной, и медленно пошел.

– Эй, подожди, – крикнул Мартин ему вслед, тот остановился, и вжался худой шеей в костлявые плечи.

– М?

– Прости меня, если сможешь. – Ему показалось, что парень кивнул и затем, ускорив шаг, он ушел прочь. Мартин тяжело вздохнул и посмотрел вверх, на небе сияла полная луна.

***

– Да нормально всё, правда, – отвечал Мартин, натужно улыбаясь. Он стоял на выходе из родного дома с двумя набитыми продуктами сумками. Мать не унималась и продолжала расспрашивать.

– Точно? Кормят хорошо? Там не опасно? А условия?

– Всё хорошо, мам, считай военный, но не на фронте, Я всего лишь в шестнадцати километрах от вас.

– А для меня, словно в шестнадцати тысячах, – сказала Селма, – Там же все эти заключенные, преступники, ненормальные.

– Мам, у меня оружие, а по периметру вышки с охраной, к тому же, заключенные довольно обессилены и… – он прервался, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Большинству лагерь представлялся как обычная тюрьма. Да, тюрьма с крематорием и строгим режимом, ни для кого это не было уже секретом, но более того было неизвестно.

– Обессиленные, потерявшие надежду люди, порой самые опасные, – сказала Селма.   – Ты часто теперь будешь приезжать?

– Не знаю. Но чаще. Раз в неделю, или в две. Теперь, когда я там освоился, мне это позволяют.

– Это прекрасно. В доме часто так не хватает мужчины.

– Эй, мам, отец еще найдется. Я уверен.

– А я совсем не уверена, – тихо сказала она и посмотрела на сына, – Так, приедешь, курицу съешь в первую очередь, а то пропадет, вон какая жара стоит, – Селма указала на улицу, где над раскаленной дорогой дрожало марево. – И съешь сам, а не делись со своим этим стариком приятелем!

– Томас не такой уж и старый, – усмехнулся Мартин.

– Ты сам называл его старым.

– Ну, для меня все старые.

– Ну, спасибо, сынок.

– Ма, я же не…

– А, Роза.

– Мартин! Ты же не собирался уже уходить? – спускаясь по лестнице, спросила Роза, одетая в просторное платье, в котором был почти не заметен живот.

– Нет, конечно. Пока не взгляну напоследок на свою прелесть, никуда не уйду, —Роза хихикнула в ладошку.

– Звучит слишком слащаво для грозного охранника, – сказала Роза, подойдя вплотную к жениху.

– И ему разрешается порой быть простым человеком.

– А ты изменился, – Роза провела ладонью по копне его темных волос, и Мартин почувствовал, как пробежала приятная дрожь по всему телу.

– Это плохо?

– Ни плохо, ни хорошо. Просто, кажется, ты стал взрослее.

– Эй, мама, слышала? Я уже совсем взрослый!

– Пора бы вам уже обвенчаться, взрослые мои. Я знаю одного священника, он может сделать всё быстро.

– Мам, я же тебе говорил. Сначала должны быть готовы документы, разрешающие вступить в брак.

– Придумают же! Еще лет десять назад такого не было. Если два человека любили друг друга, они просто шли, и заключали брак. А это всё…

– Такие сейчас порядки, уж прости, – пожав плечам, сказал Мартин.

– Не дело беременной не замужней ходить, – пробормотала Селма, словно старуха пуританка.

– Это ничего, – повернувшись к будущей свекрови, сказала Роза, – я сейчас всё равно почти никуда не хожу. Мартин, – она снова обратилась к жениху – здесь такая тоска без тебя!

– Да, мы с тобой умели загулять в своё время.

– Это время было всего полгода назад…

– А как будто бы больше, намного больше.

– Я могу переехать в этот городок, Дахау, снимем там жилье и тогда будем вместе каждый день.

– Нет! – воскликнул Мартин, и женщины удивленно посмотрели на него. Мысль о том, чтобы растить ребенка возле лагеря и труб зловонного крематория вызвало отвращение. – То есть, зачем? Я скоро продвинусь по службе, и смогу каждый день приезжать вечером домой, в Мюнхен. А что тебе этот Дахау, так деревня.

– Лучше в деревне с тобой, чем одной в городе, – произнесла Роза и смиренно опустила голову.

– А когда-то ты и видеть меня не хотела.

– Считай ты взял меня своей настойчивостью, – вздернув вдруг нос, ответила она. «Если бы дело было только в этом. Ведь я для тебя, последняя связь с ним. Не уйди брат на фронт и всё было бы иначе. – Мартин лишь улыбнулся ей в ответ, погладил её по щеке, и дотронулся до живота. – «Да и какая на самом деле разница».

– Я должен идти.

– Иди. Не надо растягивать момент расставания. Главное возвращайся.

– Эй, женщины, – сказал громко Мартин и поднял руки, – вы меня не за океан провожаете, всего лишь в пригород, максимум на две недели, не вешать нос, ну!