Мозес

– Вы задаете очень серьезный вопрос, – сказал доктор Аппель, глядя в сторону. – Не уверен, что многие из присутствующих готовы обсуждать сегодня то, что вы предлагаете. К тому же, если я не ошибаюсь, мы все-таки еще не закончили разговор о Филиппе Какавеке. Давайте-ка вернемся к нему снова, пока у нас есть еще немного времени. Нет возражений?

– Валяйте, – махнул рукой Амос.

– Мне кажется, господин Допельстоун хочет нам что-то сказать…Прошу вас, поднимайтесь ко мне.

– Не знаю, надо ли, – господин Допельстоун неуверенно топтался на месте. – Но если вы настаиваете, доктор, то я могу рассказать вам о том безобразии, которое произошло два года назад в Давосе. Я читал об этом в какой-то газете.

– А что там произошло? – спросила Хильда.

– Я же сказал – форменное безобразие, – сухо заметил Допельстоун, недолюбливавший Хильду.– Антиглобалисты распустили слух, что Филипп Какавека якобы прислал им телеграмму с выражением поддержки. Они тогда как с ума все посходили.

– И что же он прислал? – спросил Руссо.

– Он прислал два слова. Я могу вам процитировать, если хотите. Мир воняет, вот что он прислал им. По-моему, это просто хулиганство.

– Фу, – Хильда демонстративно прикрыла нос, как будто кто-то, в самом деле, испортил в помещении воздух.

– Во, дает, – воскликнул Руссо. – Мир воняет…

– На следующий день весь город был исписан этой глупостью, – продолжал Допельстоун. – Витрины, машины, тротуары, все, все, все. Полиция ничего не могла сделать. Они умудрились написать это даже на крыше местной кирхи.

– Черт возьми, – в голосе Амоса звучало неподдельное одобрение. – А ведь отлично сказано! Правда, доктор? Мир воняет! Мне, например, нравится!

– Мир воняет! – сказал Че и Фидель на его майке замигал обоими глазами. – Попал в самое яблочко!

– Мне нравится, – негромко засмеялся Иезекииль.

– Мы вставим это в Меморандум Осии, – наклонившись к Иезекиилю, сказал Амос.

– Тише, пожалуйста, – доктор вышел из-за кафедры и начал спускаться по ступенькам в аудиторию. – Давайте-ка, не все сразу. Пожалуйста, Амос. Что, по вашему мнению, хотел сказать Филипп Какавека этими довольно странными словами? Насколько помню – это, кажется, фрагмент сто пятьдесят первый, если я не ошибаюсь.

– Что он хотел сказать? – спросил Амос. – А что он хотел сказать? Я думаю, что он хотел сказать, что мир давно протух. Что же еще?

– Допустим, – согласился доктор.

– Возможно, это значит, что он просто забыл помыться сам, хотя я и не уверена в том, что он вообще знает, что такое мыло, – добавила Хильда.

– Это значит, что он просто грязный ублюдок, вот что, – сказал Допельстоун.

– Пожалуй, это уже лишнее, – неодобрительно покачал головой доктор. – А что вы скажите, Олаф?

– Мне кажется, я согласен с господином Допельстоуном. Это просто хулиганство. Умные и серьезные люди собрались, чтобы обсудить важные проблемы, которые касаются судеб всего мира, а вместо благодарности в них просто взяли и швырнули куском грязи.

– При чем здесь – швырнули куском грязи? – возразил Иезекииль. – Это было послание. И если ты не трус, то на него следовало бы ответить, а не прикрываться кучей полиции. Тебе просто завидно, что находятся люди, которые мочатся не на беззащитную Джоконду, а на старых пердунов, решивших, будто им известно, как надо жить всем остальным.

– Слова, – протянул Олаф.

– Вы сказали «послание», Иезекииль, – сказал доктор. – И кому же оно, если это не секрет?

– Во всяком случае, не тем придуркам, которые собрались в Давосе, – ответил Иезекииль. – Что с них взять? Я думаю, что это послание направлено Богу.

Олаф презрительно рассмеялся.

Хильда тоже презрительно хмыкнула и посмотрела на Олафа.

– Небесам, – твердо пояснил Иезекииль, показывая указательным пальцем на потолок.

– Значит, по-вашему, получается, что Бог не в курсе? – спросил доктор Аппель.

– Помилуйте, но это разные вещи, – Иезекииль сделал удивленное лицо. – Одно дело знать, а совсем другое получить об этом письмо. Например, вы можете знать, что у вас не заплачены налоги, но когда к вам приходит письмо из налоговой полиции, то это, согласитесь, уже совсем другое дело.

– Бога нельзя принудить никакими письмами, – отчеканила Хильда.

– Где-то я это уже читал, – Иезекииль не сдавался. – Только как же тогда быть с молитвой? Разве неправильно будет сказать, что когда мы молимся, то посылаем Всевышнему письма, которые Он читает, чтобы потом нам ответить?

– Или не ответить, – сказал Габриэль.

– Или не ответить, – согласился Допельстоун.

– Или ответить так, что мы потом сильно пожалеем, что молились, – добавил Амос.

– Все-таки молитва больше похожа на телеграмму, чем на письмо, – подал голос Габриэль.

– Какая разница, – сказала Хильда. – В конце концов, главное, чтобы оно дошло.

– Что касается писем, телеграмм и всего такого, то я хочу еще раз вернуться к Крузу, – Иезекииль решил воспользоваться короткой паузой. – Мне кажется, это будет интересно всем присутствующим. Представьте себе, что однажды я написал ему большое письмо. И что вы думаете? Он мне даже не ответил. Ну, не гаденыш ли он после этого?