Мозг отправьте по адресу...

Обычное, преобладающее настроение – напряженная сосредоточенность.

Уже будучи больным, посмеивался над предписаниями врачей по рабочему режиму: «Ну вот они там придумывают… Они же не могут запретить мне думать».

Утра вообще были плохие, трудные [нрзб.]. Засыпал плохо – мешало обдумывание. Это не была бессонница в обычном смысле.

В домашней жизни – ровный. В политической – всегда возбужденный.

Веселый и шутливый.

Частой смены настроения не было. Вообще все смены всегда были обоснованны. Очень хорошо владел собой.

В воспоминаниях «Зверь» есть рассказ о том, как Ильич, сидя на горе и любуясь видом, вдруг заявил: «И всегда они везде пакостят, гадят». Кто гадит, где? Оказалось, речь шла о меньшевиках.

Настроение одно, оно как жирная линия всегда была видна, чувствовалась, а оболочка разная – мог шутить и смеяться с ребятами и в то же время по глазам видно, что [нрзб.].

Когда говорил, спорил, если по тем или иным причинам не надо было сдерживаться, всегда остро ставил вопросы, заострял их, «не взирая на лица».

В беседах с людьми, которых растил, был очень тактичен.

Впечатлителен. Реагировал очень сильно. В Брюсселе после столкновения с Плехановым немедленно сел писать ядовитые замечания на ядовитые замечания Плеханова, несмотря на уговоры пойти гулять: «Пойдем собор смотреть».

Бледнел, когда волновался. В 1906 г. во время выступления в доме Паниной[151] в Л<енинграде> стоял белый, заразил настроением (1000 человек). Порвали красные рубашки на знамена.

Страстность захватывающая речи – она чувствовалась даже, когда говорил внешне спокойно.

Перед всяким выступлением очень волновался – сосредоточен, неразговорчив, уклонялся от разговоров на другие темы, по лицу видно, что волнуется, продумывает. Обязательно писал план речи.

Был у него нервный смешок. Столкновения с близкими людьми переживал сильно. После разрыва с Плехановым – совершенно больной. Когда волновался – очень раздражителен.

Очень сильно было выражено стремление углубленно, по-исследовательски подходить к вопросам.

В Шуше, например, крестьянин 2 часа рассказывал ему, как он поссорился со своими за то, что те не напоили[152] его на свадьбе. Ильич расспрашивал необычайно серьезно,[153] стараясь познакомиться с бытом и жизнью.

Всегда органическая какая-то связь с жизнью. Активно сознавал близость к обществу и природе.

Колоссальная сосредоточенность.

Самокритичен – очень строго относился к себе. Но копанье и мучительный самоанализ в душе – ненавидел.

Когда очень волновался, брал словарь (напр<имер>, Макарова[154]) и мог часами его читать. Наше знакомство состоялось в связи с немецким языком. Я подрабатывала переводами. Была у Ильича во время болезни его и [дважды? Даже????] переспросила его по поводу перевода двух мест в тексте.

В редкие минуты пел [нрзб. ] – выучил домработницу [нрзб.].

Был боевой человек.

В Женеву приехал – грустил первое время – «как в могилу ложиться приехал» [нрзб. ] разозлился.

Адоратскому[155] до деталей рассказывал, как будет выглядеть революция.[156]

Иногда напишешь по его поручению – в Америку, например, а он в тот же день спрашивает: написала ли… а что они ответили?

Властный человек и волевой.

Если слушал музыку, то на следующий день чувствовал себя плохо. Обычно уходил после I действия.