Мозг отправьте по адресу...

Одиннадцатимесячное пребывание в Бутырской тюрьме оказало решающее влияние на все дальнейшее течение жизни М., явившись в ней переломным моментом. В.В. со всей силой подчеркивает в своей автобиографии значение этого момента, когда перед ним во всей остроте встал вопрос: как быть дальше? Куда идти? Отдаться ли целиком работе в Партии, перейдя окончательно на положение нелегального и став профессиональным революционером-подпольщиком, или избрать второй путь, к которому не менее сильно влекли его художественные наклонности – начать серьезно учиться («Разве революция не потребует от меня серьезной школы?» – «Я сам»[214]), накопить опыт, найти свой стиль и, овладев им, направить его на борьбу за общие цели и тем принести революции, в конечном счете, не меньшую, а большую пользу, чем если бы он решил пойти по первому пути. Таков ход рассуждений М., как он рисуется по автобиографическим данным. Ему в то время было 17 лет.

Победили художественные наклонности. М. решает заняться искусством («Я прервал партийную работу. Я сел учиться». – «Я сам»[215]).

За время своего тюремного заключения М. основательно проштудировал всю новейшую художественную литературу того времени, главным образом занимался символистами – Андреем Белым, Бальмонтом. Он делает первые серьезные попытки самостоятельно писать стихи, но остался ими совершенно неудовлетворенным. Это поколебало его веру в то, что он сможет стать поэтом.

«Думалось, стихов писать не могу. Опыты плачевные». «Исписал такими целую тетрадку. Спасибо надзирателям – при выходе отобрали. А то б еще напечатал!» («Я сам»[216]).

Поэтому по выходе из тюрьмы М. все свои усилия устремил на живопись, последовательно занимаясь у проф. Жуковского, Келина, под конец в Училище живописи, ваяния и зодчества.[217] Однако нигде он не удерживался подолгу. М. сам объясняет это неудовлетворенностью теми направлениями, которые господствовали в этих школах. Протест против устоявшихся форм в искусстве стал по выходе из тюрьмы еще яростнее. Вместе с тем в нем идет непрестанный процесс поисков новых форм. Своего художественного лица.

Приведем эпизод, как М. и Крученых срывали диспут, происходивший в обществе художников «Бубновый валет».[218]

Поднялся шум. Маяковский с Крученых полезли на эстраду для объяснений, брать штурмом эстетическую крепость бубновых валетов. Сорвали афишу, висевшую на эстраде. Шум в зале перешел в рев. Кончаловский что-то кричал, но его уже заглушал штурм голосов в зале и его бас был не слышен. Тогда взвился «охоты поэта сокол-голос» – чуть ли не впервые окрик Маяковского – и перекрыл и шум зала, и хохот, и крики, и шарканье ног. Зал затих, придавленный мощью, красотой и силой никогда не слышанного еще голоса.

Как видит читатель, первые выступления будущего громадины-поэта были на живописные темы. Диспут был о живописи.

(Н. Асеев. «Володя маленький и Володя большой»[219])

Занятия живописью послужили поводом к решающему событию в жизни М., определившему, и на этот раз окончательно и бесповоротно, его творческий путь. Таким событием явилась его встреча в 1912 г. с Давидом Бурлюком, игравшим в то время роль организатора и руководителя движения футуристов в живописи и литературе. Бурлюк сразу оценил таившиеся в М. возможности. М. впоследствии с большой признательностью и любовью вспоминал о Бурлюке, отмечая то значение, которое встреча с ним имела для развития его поэтического таланта. "Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневные 50 к. Чтоб писать не голодая" («Я сам»[220]).

С этого момента М. все более сближается со средой футуристов. Его огромное поэтическое дарование развертывается с необыкновенной быстротой, и он в поразительно короткий срок выдвигается на первый план и становится вожаком этого движения. Сила и бурная стремительность расцвета его таланта сразу же делают М. «звездой первой величины».

С такой же поразительной быстротой развертываются и основные черты личности М. в целом, во всей их яркой непосредственности и бурной интенсивности. В особенности импонирует в нем выдающаяся способность к непосредственному живому общению с аудиторией, когда он выступает с чтением своих и чужих стихов. Его блестящее остроумие и находчивость во время этих выступлений, непринужденность в обращении на эстраде, яркое своеобразие всей его личности привлекают к нему всеобщее внимание. Особенно силен интерес к М. среди учащейся молодежи. И это в значительной степени, потому что как никто другой из футуристов он воплощает в себе бунтарскую, протестующую, ломающую всяческие эстетические каноны в искусстве сторону футуризма.

Приведем несколько отрывков из различных воспоминаний и бесед, которые могут служить иллюстрацией того, что представляло собой футуристическое движение в этот наиболее бурный его период и роли в нем М.

Каменский пишет: