Мозг серийного убийцы. Реальные истории судебного психиатра

Кто же вы, мистер Хайд? Теперь мы в состоянии ответить на этот вопрос: мистер Хайд представляет собой набор посттравматических мнемонических следов, только и ждущих, когда можно будет появиться на сцене и включиться в действие. В детстве наших убийц всегда есть травма отвержения и стресс. Но они никогда по-настоящему не видны, потому что развились в очень раннем возрасте и слишком масштабные, чтобы их можно было представить себе, облечь в символы и проанализировать с точки зрения психологии. Их следы дремлют там как резерв – на той самой мусорной свалке, в эпицентре разрушительности, в бочке с порохом, которая ожидает искры, способной взорвать субъекта. Когда расщепление в опасности, остается только один выход – повторить травмы из далекого прошлого, обратив их вспять: но на этот раз пострадает жертва. Джекил, сам того не зная, в какой-то мере выступает ведущим в игре при посредничестве бесчинствующего Хайда. Безумная мечта Джекила – стать хозяином Хайда, диктовать, когда тот снова должен совершить свое ужасающее деяние. В серийных убийцах нас зачаровывает их безумная попытка присвоить то, что ни в коем случае не может быть присвоено, – неосознанное стремление к смерти. То, что я метафорически называю психической областью преступления, действует как структура, притягивающая негатив. Она позволяет субъекту не быть отмеченным двойственностью или наличием внутреннего конфликта. Благодаря этой потребности в разделении можно защитить нечто, лежащее в основе расщепления: служа своеобразной стеной, оно одновременно укрывает и отсекает. Само расщепление, пока оно действенно, придает Джекилу на удивление невинный облик. Эта черта поражает в Жероме. Нас так и тянет сказать: «В глубине души он хороший парень!»

В этой связи остается лишь процитировать Паскаля, который так сказал о человеке: «Чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем скорее превращается в животное». Тот, кто пытается стать ангелом, выходит за пределы человечности!

Джекил и Хайд не могут встретиться, потому что для Джекила это будет означать катастрофу. Именно в эти критические мгновения Хайд появляется в облике монстра и начинает действовать. Как только преступное деяние будет совершено, последует знаменитое «как ни в чем не бывало». Хайд испарится до следующего раза. Почему Джекил должен чувствовать себя ответственным за злодеяния Хайда? Именно из этих проступков он извлекает выгоду, превратив риск поражения в триумф. Ведь действовал Хайд! Ни один из наших убийц не испытывает чувства вины. Бесчестье и окончательный крах могут произойти только в результате внешнего вмешательства. Только когда Джекил и Хайд будут разоблачены, у доктора потребуют отчета за преступления Хайда. Когда его секрет станет достоянием гласности, на Джекила будут смотреть как на монстра. Сам он не ощущает себя чудовищем, потому что в эту минуту не помнит о дезорганизующих травмах, которые когда-то удерживали его на грани психической агонии. Единственное, что для него очевидно: он стал рабом «врожденной извращенности».

После чтения художественной литературы совершим краткий экскурс в мир кино. Стивенсон оживил отделенную часть Джекила. Как представить себе непостижимое? Как изобразить то, что не оставило после себя никаких зримых свидетельств? В этом и заключается задача сценаристов и режиссеров. Мягко говоря, многие из них брались за это дело: серийным убийцам посвящено невероятное количество фильмов. Сценаристы используют их как ярчайшее воплощение зла и борьбы с ним. В конечном счете само понятие серийного убийцы кинематографично. Роберту Ресслеру[48], автору словосочетания serial killer, принадлежат следующие слова: «Оглядываясь назад, полагаю, что при выборе наименования я держал в голове мыльные оперы, которые тогда были в моде и демонстрировались в субботу вечером. Каждая серия заканчивалась такой напряженной и драматичной сценой, что зритель неизменно возвращался на следующей неделе, чтобы узнать, что будет дальше»[49].

Цель серийных преступлений – инсценировка и воплощение в беззаконных деяниях того, что ранее не имело психического представления[50]. Напрашивается вопрос, не является ли совершенно неочевидный характер психологической травмы – а следовательно, и глубинный мотив преступных деяний, – причиной изобилия и даже переизбытка мифических, кинематографических и литературных образов, а также порожденного ими увлечения таким персонажем, как серийный убийца? Не в силах представить себе эту травму, оказавшуюся как бы в слепом пятне, публика начинает фантазировать, вкладывая в само преступление слишком глубокий смысл. После совершения первых убийств следует подготовка к следующим. Чем чаще субъект повторяет свои деяния, не будучи при этом задержанным, тем ближе то, что он ищет в себе, тем сильнее он приближается к извращенному сценарию. Но повторная активация перцептивных действий происходит не в психическом сценарии, а в реальной жизни. Напоминаю, что речь идет не о сексуальном извращении, а о сексуальной извращенности и нарциссическом извращении.