В процессе беседы с такими людьми чувствуешь растерянность, сталкиваясь с их псевдонормальностью и сопереживанием, которое может к ним появиться. Мы поражаемся их острой интуиции, способности угадать, чего можно ожидать от собеседника, с которыми странным образом соседствуют незнание самих себя и страсть к самокопанию. Ги Жорж прекрасно прочувствовал особенности каждого из экспертов и предоставлял каждому то, к чему тот был наиболее восприимчив.
Нас покидает твердость духа, когда они вместе с нами бьются над разгадкой своей тайны, и когда мы обнаруживаем, что их поведение не имеет ничего общего с обманным маневром или сознательным манипулированием. Они полностью искренни и просят нас объяснить эту про́клятую часть, которая ускользает от них, эту мусорную зону, порождающую преступные помыслы.
Сознательное «Я» прекрасно понимает, кто совершил эти действия, но убийцы не чувствуют себя виноватыми. Чтобы понять это, необходимо, отбросив в сторону все стереотипы из области психологии, четко усвоить разницу между испытанным, действительным, прожитым опытом и событием, созданным как переживание этого «Я». Именно потому, что эти травмы неочевидны, преступление превращается в спектакль. Чаще всего местом для такого представления становится реальная жизнь, а не мир фантазий.
Но убить и умереть – это разные вещи, поэтому таким индивидуумам не понять сегодняшних страданий без эксгумации полученных ранее. Рене Руссильон[47]
очень помог мне уяснить эту связь между прошлым, оставшимся незарегистрированным, и преступным настоящим, ищущим выражения в теле другого человека и в инсценировке. Он напоминает о том, что некоторые стороны психической жизни не поддаются вытеснению, так как они не представлены. Только представление может создать предмет вытеснения. Основываясь на выдающихся трудах Дональда Винникотта, известного английского психоаналитика, Руссильон описывает случаи психической агонии совсем маленького ребенка. Будучи не в состоянии освободиться от колоссального длительного травматического опыта, малыш обеспечивает себе выживание, удаляясь, отрезая себя от своей собственной субъективности. Он освобождается, ампутируя часть себя. Этот опыт неминуемо влечет за собой расщепление: одна часть «Я» наделена понятиями, а другая содержит только следы восприятия. Но психика – это не компьютер. Там нет корзины для мусора. Невозможно окончательно избавиться от всех следов. Они копятся и могут взорваться. Их несвоевременное столкновение с некоторыми психическими или физическими качествами, интуитивно обнаруженными при одной из таких встреч, рискует привести к поражению в виде раскола и распада. К этому мы еще вернемся, когда речь пойдет о понятии, которое я называю «преступной любовью с первого взгляда».Расщепление «Я» сопровождает еще один грандиозный защитный механизм – буквально бешеная идеализация образа матери. Сила этой идеализации не раз поражала меня до такой степени, что я стал считать ее одной из основных черт психической организации серийных убийц, – об этом уже говорилось выше. Невзирая ни на какие превратности судьбы, даже если все факты противоречат этому, образ матери располагается на пьедестале, остается священным и в подавляющем большинстве случаев неприкосновенным. Первая мысль, возникающая у психиатра, заключается в том, что преступные деяния, по крайней мере частично, имеют значение перемещенного матереубийства. Ни у кого так сильно, как у серийных убийц, не ощущается крайняя напряженность этой системы, которая от сознательной идеализации доходит до бессознательной ненависти. Кроме того, как я уже отмечал, эта совершенно непостижимая ненависть начинает казаться безразличием. Я, во всяком случае пока, ни разу не встречал серийного убийцу, который выражал бы осмысленную ненависть к материнскому образу. Он мог быть объектом исключительно дурного обращения, жертвой жесточайшего насилия и отказа в приобретении самостоятельности; за все, что совершила в отношении его мать, будут расплачиваться другие женщины. Серийные убийства – это следствие не сознательной враждебности по отношению к матери, а бессознательной ненависти, расщепленной и направленной на материнский образ.
5. Зло в поисках воплощения