Могут ли сны быть «сопутствующим явлением» БДГ-сна? Не являются ли сновидения результатом случайной активации этих участков мозга во время этой фазы? Возьмем, к примеру, дыхание. Когда вы выдыхаете воздух в морозный день, появляющийся пар является следствием содержащейся в нашем дыхании воды. Человек средней комплекции в день теряет с дыханием порядка 400 мл воды. Вместе с тем дыхание нужно не для того, чтобы выводить из организма воду. Потеря воды является лишь последствием прохождения воздуха через влажные дыхательные пути, побочным продуктом потребности вдыхать кислород и выдыхать углекислый газ – сопутствующим явлением. Так не являются ли сновидения по аналогии побочным следствием, бессмысленным мусором, образующимся, когда БДГ-сон «прибирается» в нашем мозге? С точки зрения личного опыта, сложно сопоставить такое представление с содержанием наших снов, в которых мы видим знакомых людей, взаимодействуем с реалистичным миром, испытываем сильные эмоции. Как бы я ни старался быть беспристрастным и объективным, мне сложно понять, как наши сны могут представлять лишь бессмысленные шумы от электрических процессов, происходящих с совершенно иной, никак не связанной с ними целью. И когда я смотрю на некоторых своих пациентов, это еще больше не укладывается в моей голове.
На ум приходит юноша, которого я принимал недавно, – беженец из Шри-Ланки. Он родился в семье тамильцев, и его детство оказалось прервано гражданской войной, с периодическими арестами, травлей и физическим насилием. Хотя он и покинул Шри-Ланку в подростковом возрасте, каждую одну-две ночи его мучают кошмары. Даже спустя пятнадцать лет этот пациент по-прежнему просыпается с криками от правдоподобно «проигрывающихся» в его голове ужасных сцен из прошлого. Такие кошмары характерны для посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), сопровождающегося яркими вспышками воспоминаний из прошлого в течение дня, а также иррациональными реакциями на все, что напоминает о пережитой травме. Так как же эти повторяющиеся ночные кошмары, явно связанные с испытанными в состоянии бодрствования событиями, могут быть банальным побочным явлением? Это кажется маловероятным.
На самом деле одной из предложенных функций БДГ-сна является, как ее назвал Мэттью Уолкер, «ночная терапия». Во время бодрствования наш мозг переполнен различными нейромедиаторами, однако ситуация меняется во время сна. Во время медленного сна уровни ацетилхолина, серотонина и норадреналина (норэпинефрина) падают. Когда же начинается БДГ-сон, ситуация снова меняется. Уровень норадреналина падает до минимума, однако концентрация ацетилхолина становится выше, чем при бодрствовании. Таким образом, с химической точки зрения мозг во время БДГ-сна активен, однако лишен норадреналина, который, подобно родственному ему гормону адреналину, играет фундаментальную роль в реакции «бей или беги». Эти вещества также могут влиять на усиление воспоминаний, связанных с сильными эмоциями; если вы оглянетесь в прошлое, то вашими самыми сильными воспоминаниями практически неизбежно окажутся ситуации, связанные с запредельной радостью, страхом или возбуждением, и это определенно так у людей с ПТСР. Вместе с тем более подробные исследования показали, что БДГ-сон может обеспечивать механизм стабилизации этих воспоминаний, лишая их эмоциональной составляющей, – другими словами, снижать уровень эмоций, связанных с этими событиями.
Подумайте об этом с точки зрения эволюции: если после укуса змеи у вас останутся воспоминания только о страхе и боли, то в следующий раз, увидев змею, вы можете просто оцепенеть от ужаса, как это происходит у некоторых людей с ПТСР, когда что-то напоминает им о пережитой травме.
Важно помнить, что змеи кусаются, – и боль со страхом быть укушенным определенно этому способствуют, – однако нужно сохранять рациональное мышление, когда вы в следующий раз встретитесь со змеей.
Возможно, БДГ-сон выступает в роли некой психологической терапии, позволяя нам избавляться от эмоционального груза некоторых ситуаций из прошлого. Это может объяснить, почему у людей с ПТСР повторяются кошмары о пережитом.