Мозг во сне

Он рассказывает и о том, что сновидения играют ключевую роль в его способности передвигаться в новом для него окружении и запоминать возникающие в его воображении зрительные образы. Когда перед ним встала задача запомнить дорогу к новому кабинету зубного врача, у него было сновидение, которое он сам называет «консолидиру­ющим»: все слуховые и чувственные данные, которые он впитал во время нескольких первых походов к врачу, слились воедино, и он обрел ментальную картину и нового кабинета, и нового пути. После того как он увидел свой путь в этом «консолидирующем» сне, он смог преодолевать его с той же легкостью, как он передвигается по своему собственному дому, а ориентируется он в доме столь же уверенно, как любой зрячий. Подобные сны также помогают консолидировать, закреплять и другие типы новых зрительных представлений: «Когда моя дочка сделала короткую стрижку, я ощупал ее новую прическу, оценил ее, как-то прокомментировал. И все же, когда я снова встречался с дочерью или думал о ней, я совершенно спонтанно представлял ее с длинными волосами. Но однажды она мне приснилась с этой своей новой прической, и с тех пор, когда бы я о ней ни вспоминал, я представлял ее уже стриженой». Он говорит, что и другие потерявшие зрение не в самом раннем детстве рассказывают о подобных сновидениях.

Фолкс был заинтригован тем, как у детей постепенно и естественным путем возникает способность к визуализации, подобная той, что характерна для потерявших зрение, но еще больше он был удивлен тем, сколько времени проходит, прежде чем в детских снах появляются образы их самих как активных персонажей собственных сновидений. Он придавал этому особое значение, поскольку данные нейропсихологических исследований показали, что, если человек не способен генерировать определенную категорию образов в сновидениях, он не может создавать их и в период бодрствования. Это наводило на поразительное предположение: получалось, что дети, по крайней мере до семи лет, не обладают сознательной самоидентификацией. Тесты, которые психологи разработали для того, чтобы понять, развилось ли у ребенка осо­знание своего «я», включали в себя вопросы о том, считает ли себя ребенок той же личностью, какой был в младенчестве, или будет ли он той же личностью, если ему дать другое имя. «Рассказывая о своих сновидениях, дети говорят нам о тех действиях, которые они могут или не могут представить перед своим мысленным взором, — говорит Фолкс. — И, что самое замечательное, они даже не понимают, о чем именно рассказывают».

В середине 1980-х годов Фолкс предпринял еще одно исследование сновидений детей пяти и восьми лет — это было в Атланте, где он преподавал в Университете Эмори, а также руководил лабораторией сна в Институте психического здоровья. Он хотел заново проверить результаты своего первого исследования развития сознательной самоидентификации.

Подводя итог, Фолкс пишет: «Сознание — это не роскошь, дарованная в полном расцвете столь незрелым существам, какими мы рождаемся, существам, которым многому надо учиться. Сознание проявляется медленно, и даже к первым годам школьной учебы оно еще не развивается в полной мере. Человеческая личность становится личностью лишь с возникновением активного самопредставления, автобиографической памяти, с ощущением себя, которое дарует непрерывность личностному опыту. И мы видим сны, потому что мы наконец-то достигли сознания».

Фолкс намеревался продолжать эксперименты с использованием анализа детских сновидений, чтобы разобраться, когда же начинают проявляться другие ключевые составляющие сознания, но его надеждам не суждено было сбыться: в 1991 году учреждение, при котором он устроил свою лабораторию, было закрыто. Найти новые источники финансирования Фолкс не смог и в результате ушел на пенсию — такое завершение карьеры Фолкса пионер исследований сна и сновидений Аллан Рехтшаффен считает колоссальной потерей для науки. «Дэвид — самый скрупулезный, самый чуткий из всех известных мне экспериментаторов, и о его работе следовало бы знать куда более широкому кругу ученых», — говорит Рехтшаффен. Фолкс полагает, что все дело в государственной политике финансирования науки. «Решение уйти в отставку мне, по сути, навязали: если ты не следуешь новейшей моде в нейрофизиологии, тебя попросту лишают финансовой поддержки», — говорит он и добавляет, что тем, кто управляет фондами, прежде всего не нравилось его сопротивление нейрофизиологическому объяснению сновидений как простой реакции мозга на хаотичные сигналы, по­ступающие от его ствола. «Исследования сна и сновидений все дальше и дальше отходили от основ психологии», — говорит Фолкс.