Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

Маловероятно, что способность к социальному познанию возникла у людей спонтанно. Скорее всего, она развилась из уже существовавших когнитивных навыков. Исследователи сходятся на том, что многие ее зачатки проявляются и у других видов животных, в том числе дельфинов, некоторых приматов, голубых соек. Так, дельфины узнают себя в зеркале и способны различать отдельных членов своей социальной группы. Способность определять намерения другой особи требует умения отличать себя от остальных, и это умение считается основной компетенцией теории разума.

Мы, люди, используем теорию разума преимущественно в социальном контексте; поэтому большинство исследователей убеждены, что эта когнитивная функция развилась под давлением отбора, обусловленного жизнью в социуме[329]. Поэтому способности, связанные с теорией разума, могут проявляться только у социальных животных (например, у людей, у большинства приматов, у дельфинов и волков).

Однако можно предположить, что способность хищника ловить добычу значительно улучшится, если он будет оценивать намерения жертвы. Эта гипотеза порождает интересный вопрос: а что, если эволюцию направляло давление хищного, а не социального отбора? В этом случае подобные способности должны быть намного древнее в эволюционном отношении, чем принято считать, поскольку охота появилась раньше социального образа жизни.

Эту точку зрения подтверждает и недавнее открытие: большой тихоокеанский полосатый осьминог демонстрирует уникальные охотничьи повадки, что дает основания предполагать наличие у него способностей, описываемых в рамках теории разума[330]. Охотясь на креветку, этот осьминог использует своеобразный вариант розыгрыша с хлопком по плечу. Обнаружив добычу, осьминог меняет цвет на темный и очень медленно протягивает одно щупальце, которое огибает креветку сверху и сзади. Затем осьминог опускает кончик вытянутого щупальца и хлопает креветку по плеомеру (задней части тела), так что та бросается вперед — прямо к остальным семи щупальцам хищника[331].

Большой тихоокеанский полосатый осьминог — один из немногих социальных видов осьминогов (подавляющее большинство из приблизительно 300 видов отряда Octopoda — одиночки и каннибалы). И все же в приведенном примере осьминог применяет способность, аналогичную теории разума, в ситуации охоты. Более того, такую стратегию охоты использует и асоциальный вид осьминога — малый тихоокеанский полосатый осьминог. Если прибегнуть к антропоморфному сравнению, то стратегия, которой следует малый тихоокеанский полосатый осьминог при охоте на креветку, похожа на уловку киногероя, который зевает и потягивается, чтобы словно невзначай обнять женщину. В совокупности эти наблюдения подкрепляют гипотезу, согласно которой, по крайней мере у осьминогов, способности, аналогичные теории разума, формировались под воздействием хищного, а не социального отбора.

Нельзя исключить вероятность того, что видимое сходство охотничьей стратегии большого тихоокеанского полосатого осьминога и розыгрыша с хлопком по плечу — это одно из проявлений иллюзии Хайдера — Зиммель, однако осьминог способен менять свою стратегию в зависимости от обстоятельств, а значит, мы действительно имеем дело с теорией разума. Например, если поле зрения жертвы ограничено (например, когда осьминог охотится на рака-отшельника, раковина которого защищает его сзади), он атакует спереди, а не хлопает добычу по плеомеру — то есть осьминог понимает, может ли добыча видеть хищника, и действует соответствующим образом. Возможно, эти наблюдения не убедят скептиков, но они показывают, что осьминоги используют гибкую когнитивную стратегию, а не просто повторяют выученные действия.

Однако вопрос анатомии мозга остается открытым: мозг осьминога совсем не похож на человеческий. В нем нет не только областей коры, которые предположительно отвечают за теорию разума, но и самой коры. В то же время по уровню развития мозга и нервной системы осьминоги заметно отличаются от других беспозвоночных. Нервная система осьминога, которого считают самым умным из беспозвоночных, состоит из полумиллиарда нейронов; это в шесть раз больше, чем в мозге мыши. Кроме того, у осьминогов, как и у людей, дельфинов и слонов, мозг имеет складчатую поверхность (вероятно, для того, чтобы вместить больше нейронов в ограниченное пространство), в отличие от гладкой поверхности мозга других головоногих, мышей, крыс и игрунковых обезьян. Таким образом, хотя у осьминогов отсутствуют отделы мозга, связанные с теорией разума, они обладают необычайно большим мозгом и, возможно, эволюционировали таким образом, чтобы решать аналогичные задачи с помощью других анатомических структур.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука