Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

В плаче ребенка мы мгновенно распознаем элементы голоса; у нас, как и у лягушек, эта способность врожденная. Чтобы понять, как мы учимся различать голоса, снова обратимся к птицам, которые учатся узнавать голос партнера. Самец и самка зебровой амадины образуют постоянную пару и узнают друг друга по голосу[318]. В гнезде пара зебровых амадин тихо «разговаривает», распределяя обязанности по уходу за птенцами на текущий день[319]. Если один из партнеров медлит с выполнением своих обязанностей, то темп переговоров возрастает и очередность сменяется чаще. Исследователям удалось выявить области мозга амадин, которые отвечают за обучение более сложным звуковым сигналам коммуникации (брачным песням)[320], но мы все еще не знаем, какие области участвуют в формировании простых звуков, используемых для узнавания партнера и переговоров с ним. Готова поспорить, что CeA птиц также играет важную роль в узнавании голоса партнера. Чтобы проверить эту гипотезу, мы с коллегами из Колумбийского университета записываем реакцию на звук в CeA птиц, а с коллегой из Университета Южной Дании фиксируем звуковую реакцию CeA шпорцевых лягушек. Когда нам удастся выяснить, какие параметры звуковых сигналов вызывают возбуждение нейронов CeA, мы сможем провести чрезвычайно строгий тест, чтобы убедиться в значимости этих параметров, удаляя их из аудиозаписи и проверяя, узнает ли птица партнера.

При изучении таких животных, как зебровая амадина и шпорцевая лягушка, возникает ряд интересных вопросов. Можем ли мы выявить конкретные признаки звука, которые сообщают нейрону CeA лягушки: «Ты слушаешь самку, готовую к размножению»? Как нейроны в CeA, реагирующие на звук, связываются с другими цепями заднего мозга, чтобы сформировать адекватную звуковую реакцию? А жалобный писк птенцов активирует CeA родителей точно так же, как плач ребенка — мозжечковую миндалину матери? Понимание того, как мозг с помощью миндалины расшифровывает голосовую информацию, откроет новые возможности для изучения звуковой коммуникации и поможет объяснить, как появилась ее самая сложная форма — речь.

<p>В ходе эволюции способность к чтению мыслей возникала как минимум дважды</p><p><emphasis>Гюль Дёлен</emphasis></p>

КОГДА РЕЧЬ ЗАХОДИТ О ЧТЕНИИ МЫСЛЕЙ, люди представляют себе могущественного волшебника, злого гения или внеземную форму жизни. На самом деле мы ежедневно читаем мысли других людей. Возможно, вы читаете эту книгу в метро, а свободных мест в вагоне нет, так что вам приходится стоять. Вагон дергается и раскачивается. Краем глаза вы замечаете, что один из сидящих пассажиров собирается выходить на следующей станции. Вы оглядываетесь, чтобы проверить, нет ли других людей, претендующих на освобождающееся место, и понимаете, что готовящегося к выходу пассажира больше никто не заметил. Поэтому вы, не привлекая внимания, подвигаетесь ближе. Как только пассажир встает, вы быстро проскальзываете на его место. Теперь можно устроиться поудобнее и продолжить чтение.

Реализуя эту простую стратегию, позволяющую занять место в метро, вы несколько раз читали чужие мысли. Нейробиологи называют такое чтение мыслей теорией разума, она же модель психического состояния, теория намерений, социальное познание, когнитивная эмпатия, понимание чужого сознания. Теория разума в действии — это когнитивная способность делать предположение о психическом состоянии другого человека (то есть о его желаниях, убеждениях, знаниях) и понимать, чем это состояние отличается от вашего. В приведенном выше примере мы использовали теорию разума, чтобы понять мотивы других людей, предсказать их действия и с учетом этого скорректировать свое поведение. Мы постоянно решаем психологические задачи в области теории разума, причем зачастую машинально, не осознавая этого.

Рассмотрим, например, иллюзию Хайдера — Зиммель[321]. Людям показывают мультипликационный фильм, в котором по белому полю перемещаются геометрические фигуры: большой прямоугольник, большой треугольник, маленький треугольник и маленький круг. На просьбу рассказать об увиденном большинство людей приписывают двум треугольникам и кругу мысли, чувства и эмоции и придумывают сценарий, объясняющий их взаимодействие: например, маленький треугольник они называют надоедливым, большой треугольник — задирой, а круг — мечтателем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука