Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

ПОПУГАЙ АЛЕКС был знаменитой птицей — по нескольким причинам[283]. Алекс был умен: когда ему показывали поднос с разными предметами и просили выбрать синий четырехугольник, он с первой попытки хватал клювом синий квадрат. Алекс явно понимал, о чем его просят. «Из какого материала сделан синий четырехугольник?» — спрашивала его Айрин Пепперберг, которая изучала Алекса, и попугай отвечал: «Дерево»[284]. Таким образом, Алекс не только понимал слово «материал», но и мог ответить на вопрос, из чего сделан синий четырехугольник: из дерева, а не из стекла, металла или чего-то другого. Когда в 2007 году Алекс умер в возрасте 31 года, его некролог появился на страницах New York Times[285].

Помимо ума, Алекс обладал уникальным голосом. У каждого голоса есть особые акустические характеристики, которые позволяют слушателю идентифицировать собеседника (Ребенок или взрослый? Мужчина или женщина? Кто именно?). Если бы вы не знали, что это птица, то, прослушав запись, могли бы принять Алекса за человека[286]. Сходство его голоса с человеческим было особенно удивительным, потому что птицы — в отличие от людей (и даже лягушек) — не используют гортань для генерации «речевых» звуков; для этого у них есть специальный орган, который называется нижней гортанью. Мышцы этого органа активируются нейронами в задней части мозга птицы — аналогичные нейроны у человека отвечают за движения языка[287].

Как мозг птицы генерировал и понимал эти сложные звуки? Попугаи известны своей способностью к подражанию, и самые талантливые из них выучивают лексику и даже акцент своих владельцев. Эта способность к имитации звуков связана с особыми, обусловленными опытом изменениями в мозге. Она называется вокализацией и встречается крайне редко[288] — лишь немногие виды птиц обладают такой способностью. Пению обучаются, например, зебровые амадины и канарейки, тогда как у зябликов песня врожденная, а не выученная — как «кукареку» у петуха. Самец и самка зебровых амадин, долго живущие вместе, умеют различать голоса друг друга, и способности этих птиц сделали их излюбленными лабораторными животными ученых, изучающих вокализацию[289].

У млекопитающих вокализация тоже встречается редко — ее выявили только у летучих мышей, дельфинов, людей и слонов. Тот факт, что слоны могут имитировать (а значит, запоминать) звуки, стал большим сюрпризом. Это открытие было сделано в одном африканском заповеднике — слониха по кличке Малика по ночам издавала звук, имитирующий рев мотора грузовика[290]. Не зная этого, можно было решить, что кто-то действительно жмет на педаль газа — гораздо более правдоподобное предположение, чем то, что слон подражает звуку автомобиля.

Мы не знаем механизма вокализации у животных с большим и сложным мозгом — попугаев, слонов и дельфинов. Певчие птицы, такие как зебровая амадина, остаются единственными животными, информацией о которых мы располагаем. Обучение пению у птиц начали изучать еще в 1970-е годы, и теперь нам известны конкретные скопления нейронов в переднем отделе мозга зебровой амадины, которые отвечают за вокализацию. Схема соединений этих нейронов пения очень похожа на нейронные структуры передней части мозга, которые управляют обучением речи у людей[291].

Люди необычайно легко осваивают голосовую коммуникацию. Наш вид превосходно умеет воспринимать слова, понимать смысл предложений и формулировать соответствующий речевой ответ. Откуда же берется способность передавать сложную информацию с помощью речи? В идеале мы могли бы выяснить это, определив, на каком этапе эволюции человек научился говорить. Но слова не оставляют ископаемых останков; мы не знаем, умели ли неандертальцы говорить или петь, а сегодня мы единственный вид людей, живущий на планете. Наши ближайшие родственники из числа приматов — шимпанзе — не используют слова для коммуникации, а обучение шимпанзе языку жестов[292] не объясняет того, как появляется спонтанный язык у глухих детей, например в Никарагуа[293].

Как бы то ни было, голосовая коммуникация не ограничивается речью. По нашему голосу собеседник может определить наш пол, эмоции и даже намерения; по голосу мы узнаем других людей. Известно, что представители одного из видов нечеловекообразных обезьян — бабуины — узнают голоса других особей и связывают эту информацию с памятью о недавних результатах социальных контактов для принятия решения; такая когнитивная способность могла стать отправной точкой для развития речи у людей[294]. Но обладают ли этой способностью только приматы? Даже зебровые амадины узнают голос партнера[295]. Я также подозреваю, что попугай Алекс запомнил, кто из лаборантов давал ему угощение, и бочком подбирался к нему, услышав знакомый голос.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука