Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

Определение привычки как отсутствия гибкости позволяет легко проверить, является ли то или иное поведение привычкой: просто смените цели и посмотрите, изменится ли поведение. Такой подход можно использовать и для изучения того, как формируются привычки. В классическом эксперименте голодную мышь на протяжении нескольких дней подряд помещали в лабиринт, в определенном месте которого находилась еда. Чтобы проверить, стало ли ее поведение привычкой, экспериментатор мог в один из дней посадить в лабиринт сытую мышь, страдающую от жажды. В случае если у мыши сформировалась привычка, она, испытывая жажду, побежит к источнику пищи, но не станет есть. Если же поведение мыши целенаправленно, она не будет действовать прямолинейно и изучит другие возможности.

Подобные эксперименты показали, как практика способствует переходу от целенаправленного поведения к привычному. При первых попытках выполнить новую задачу крыса демонстрирует целенаправленное поведение: ее поведение меняется при изменении мотивации. Но после продолжительных тренировок у крысы в итоге формируется привычка — животное механически выполняет те же действия, хотя они не приводят к желаемому результату[277]. Переход от целенаправленного поведения, которое отмечается в начале обучения, к привычному поведению после практики — важный признак обучения, будь то прохождение лабиринта, освоение новых движений или более сложное поведение, например соблюдение диеты[278]. Поэтому, хоть мы и считаем свои повседневные действия рациональными и целенаправленными, в действительности к целенаправленному поведению мы прибегаем лишь ненадолго — оно «резервируется» для новой окружающей обстановки и новых обстоятельств. Практика и повторения быстро превращают целенаправленное поведение в привычку — пока не возникнут условия, в которых оно снова понадобится.

Рассматривая привычки с точки зрения отсутствия гибкости, а не удобства, нетрудно найти примеры того, насколько заполнена привычками наша повседневная жизнь. Вспомним о таком простом действии, как отправка текстового сообщения с телефона. На первый взгляд, эта задача требует целенаправленного подхода, но привычная суть наших действий проявляется при изменении условий, например, когда вы покупаете новый смартфон или обновляете программное обеспечение. Во-первых, для начала вам придется разблокировать телефон; это простая задача, если новая программа или устройство не требуют от вас нажать другую кнопку или иначе провести пальцем по экрану, — в противном случае привычные действия могут привести к тому, что вы измените масштаб изображения или включите камеру. Работа с мессенджером тоже может вызвать трудности, если после обновления изменится расположение значков на дисплее и вы непроизвольно запустите другое приложение. Скорость набора текста тоже может пострадать, если на том месте, где раньше располагалась кнопка знаков пунктуации, теперь окажется кнопка для смайлов. Даже то, как вы разговариваете по телефону, — тоже привычка. На звонок я всегда отвечаю вопросительным «Алло?» — хотя телефон сообщает мне, кто звонит.

Движения рук при действиях с телефоном тоже относятся к привычным. На первый взгляд, двигать пальцем очень просто, но на самом деле это довольно сложная задача. Мышц у нас больше, чем необходимо, и поэтому то или иное движение мы можем выполнять разными способами. Выбранная последовательность должна быть тщательно выверенной, чтобы минимизировать усилия[279]. Как оказалось, эти точно отрегулированные действия тоже относятся к категории привычек. В одном эксперименте Аймар де Рюжи и его коллеги повреждали у добровольцев (с их согласия!) одну из мышц запястья, и она становилась слабее соседних[280]. Целенаправленная реакция должна была состоять в снижении нагрузки на травмированную мышцу — так, чтобы другие заменили ее при выполнении движения. Но люди продолжали пользоваться прежней схемой координации, еще больше нагружая поврежденную мышцу, хотя это требовало больших усилий и могло привести к дальнейшим травмам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука