Можайский — 3: Саевич и другие

Инихов с изумлением воззрился на странного человека. С не меньшим изумлением смотрели на него и все остальные, включая даже Гесса, для которого, похоже, эта эскапада лучшего друга стала полной неожиданностью. Во всяком случае, лично у меня сложилось впечатление, что Вадим Арнольдович впервые о ней услышал.

— С хутора иначе было и не выбраться, я же говорил…

— Да, но не во всей же губернии лошадей в столичный извоз угнали!

— Может, и нет. Не знаю.

— Да что же это: ни в одном селе — из тех, через которые вы проходили — вам и в голову не пришло поинтересоваться?

— Я просто не стал.

— Почему?

— Втянулся в прогулку.

— В дождь, ветер и по грязи?

— Да.

Инихов умолк. Зато Чулицкий, по-прежнему опиравшийся о пол своей пятой точкой, не стал себя сдерживать:

— Ну, ****, Толстой граф, да и только[54]!

— Нет, — моментально поправил Чулицкого Митрофан Андреевич. — Граф Толстой, говорят, путешествует только в хорошую погоду!

На минуту в гостиной стало тихо, а потом ее нарушил смешок самого Саевича:

— Что вы так всполошились, господа?

— Скорее уж, омедузились[55], — проворчал Чулицкий и начал подниматься на ноги. — И как прошла прогулка?

Саевич опять усмехнулся и рассказал — быстро и без душещипательных подробностей: