Можайский — 5: Кирилов и другие

На этот раз уже не страховщик выступал инициатором мошенничества, а сам страхователь. Все юридические тонкости я выяснить не сумел, но суть сводилась к следующему: еще до оформления залога на имя владельца дома заключалось очень и очень выгодное страховое соглашение. Это соглашение было настолько заманчивым, что у банкиров не оставалось сомнений: сделка по залогу рисков не сулила, а значит, можно было ее заключать на сходных для заемщика условиях. Заемщик получал деньги. Возвращать их он, разумеется, не собирался…

— Но дом-то, — Инихов, — для чего сжигать?

Митрофан Андреевич:

— Для сокрытия улик.

— Каких улик?

— Резко завышенной оценки.

Инихов:

— Разве оценку залога проводят не банковские эксперты?

— Как правило, они.

— Откуда же взяться завышенной оценке?

— Этот же самый вопрос задал и Бочаров — Кальбергу!

— И?

— А вот послушайте… Известно ли вам, Сергей Ильич, что стоимость недвижимого имущества зависит от множества разнообразных факторов?

— Допустим.

— А известно ли вам, что модернизация — один из таких факторов?

Инихов пожал плечами:

— Ремонт что ли?

— Да, ремонт.

— Готов поверить.

Тут Митрофан Андреевич улыбнулся:

— А как, по-вашему, оценивается проведенный ремонт?

Инихов задумался.

— Ну… посмотреть необходимо, пощупать…

Митрофан Андреевич рассмеялся:

— Посмотрели, пощупали, а дальше?

Инихов заморгал:

— Наверное, счета посмотреть?

— Вот, Сергей Ильич! В точку! Счета посмотреть!

— А эти счета…

— Соответствующие.

— И всё? Так просто?

— Нет, конечно, — Митрофан Андреевич в шутку погрозил Инихову пальцем. — Не так всё просто. В банках тоже не дураки сидят: на каждую товарную позицию имеют приблизительные сметы. В этом смысле к ним на кривой козе не подъедешь и не заявишь: мол, господа хорошие, я тут краску за рубль купил… при том, что цена этой краске — пять копеек в базарный день!

— Тогда я ничего не понимаю!

Митрофан Андреевич опять рассмеялся:

— А если посмотреть и пощупать?

— Вы хотите сказать…

— Именно! — Митрофан Андреевич подошел к стене и провел рукой по обоям. — Хорошие обои?

Я не понял, кому был задан этот вопрос, но решил, что мне: все-таки обои были моими!

— Не просто хорошие, — ответил я, — а очень хорошие! Это…

Я не успел ничего добавить.

— Простите, Сушкин!

Митрофан Андреевич подцепил бумагу за шов и рванул. Послышался неприятный треск. Моя нижняя челюсть сама собой отпала от верхней. Глаза вылезли на лоб.

— Вот, — Митрофан Андреевич вернулся в центр гостиной с безобразно оторванным от целого куском, — полюбуйтесь!

Инихов поднялся из кресла и подошел к полковнику. За Иниховым подтянулись и другие. Только я стоял столбом на том же месте, где меня застала выходка Митрофана Андреевича. Я все никак не мог поверить в произошедшее! Но взгляд мой, то и дело упиравшийся в обезображенную стену, настойчиво меня заверял: да, акт вандализма мне не приснился!

— Митрофан Андреевич! — наконец, закричал я и ринулся в самую гущу столпившихся вокруг полковника людей. — Митрофан Андреевич!

Но все — даже его сиятельство! — недовольно на меня зашикали, призывая не мешать иллюстрации:

— Потом, Сушкин, потом!

— Не толкайтесь!

— Ай! Вы наступили мне на ногу!

— Никита! Держи себя в руках: подумаешь, обои…

Замечание Можайского упало на самое дно моего сердца, и я отступил. Признаюсь, не без зубовного скрежета, но вновь распахнув блокнот и приготовившись записывать… уж такова, читатель, наша репортерская доля!

Между тем, Митрофан Андреевич развернул самую настоящую демонстрацию:

— Смотрите внимательно, господа! — говорил он, манипулируя с бумагой. — Видите?

Ловко поддетая кончиками пальцев, обоина расслоилась на две составные части, а затем верхняя из них — еще на две.

— Что это значит?

— Это значит, что Сушкин не солгал: обои действительно превосходные…

— Были! — не удержавшись, ввернул я.

— Эти обои, — ни Митрофан Андреевич, ни другие не отреагировали на мое вмешательство, — изготовлены самым сложным из возможных способов, стоят очень дорого и предназначены не только для истинного украшения поверхностей, но и для длительной службы. Если бы…

Вот тут Митрофан Андреевич все же удостоил меня виноватым взглядом.

— Если бы, — повторил он, — не моя… не мой поступок, служить бы им еще и служить, радуя нашего гостеприимного хозяина!

Кто-то не выдержал: я услышал смешок.

— В равной степени, — продолжал Митрофан Андреевич, — это относится и к паркету… Смотрите!

И снова я не поверил своим глазам: безумный старик[55], лихо присев на корточки, подковырнул паркетину невесть откуда взявшимся ножичком и оторвал ее от пола. Паркетина тут же пошла по рукам.

— Обратите внимание, господа! — Митрофан Андреевич снова стоял во весь свой рост. — Это — тоже хороший, качественный материал. Древесина — дуб. Узор — ручная работа. Лак — наилучший. Полировка проводится регулярно…

Чулицкий:

— На зависть живут репортеры!

— Да. Но суть моих объяснений…

— Кажется, мы поняли, — Чулицкий перебил Митрофана Андреевича и в свой черед улыбнулся. — Не все то золото, что блестит, верно?

— Совершенно верно! — подтвердил Митрофан Андреевич и отшвырнул прочь вернувшуюся к нему паркетину.

— Значит…