И я делаю, что сказано: обнимаю себя за плечи. Не знаю, прав ли Джо, проходит ли грусть, но, может быть, она изменяется, становится чем-то другим.
Я смотрю на строки, написанные рукой Джо, и вспоминаю времена, когда мы жили вместе – какой девчонкой я была тогда и какой стала, думаю о юном Джо и воображаю, каким мужчиной он стал. Перебираю в памяти то, что случилось, и воображаю, чего никогда не будет. Грусть не проходит, однако теперь к ней примешивается кое-что еще – надежда.
Я искренне надеюсь, что сейчас Джо счастлив. И что его оценили по достоинству. И еще надеюсь, что, может быть, однажды я буду счастлива. Возможно, даже одиночество преходяще.
Убрав письма и открытки, я прислушиваюсь к тишине, размышляя, когда же вернется Майкл и мы отправимся домой. Обратно мы едем вдвоем – Белинда остается в Лондоне.
Мы обо всем поговорили, и она приняла мое решение, однако все равно хочет дойти до конца, отыскать Джо и выяснить, как он живет и чем дышит спустя столько лет.
К поискам Белинда приступила с утра пораньше, вооружившись адресом, который раздобыл для нее Лиам, и пообещала не пропадать. Не знаю, сдержит ли она обещание – возможно, мы вновь стали по-дружески близки лишь ненадолго, потому что обе нуждались в этом союзе.
Майкл наверняка хотел бы пойти с ней, но остался, ожидая, что я снова расклеюсь.
Поблагодарив его за доброту и предусмотрительность, я все же мягко сообщила, что мне нужно побыть одной, прежде чем возвращаться к переменчивой жизни в казалось бы реальном мире, и попросила его прогуляться в музей Шерлока Холмса.
Домой я возвращаюсь со странным ощущением – знаю, надо принимать решения, нельзя бросать жизнь на самотек. Пора позаботиться о практической стороне жизни – например, ответить себе на вопрос: продать мамин дом или оставить? Вернуться на работу в школу? В деньгах я не нуждаюсь, а вот как жить – не представляю даже отдаленно. И это одновременно страшно и восхитительно.
Я могу делать что хочу. Я довольно молода, здорова и проживу не один десяток лет. Быть может, и я кого-нибудь встречу. Выйду замуж, у меня будут дети. Кто знает?
Все это я говорю себе, раскладывая на одеяле фотографии Джо, касаясь каждой из них, наслаждаясь блеском его глаз, восхищаясь растрепанной шевелюрой и улыбкой, которая в самые темные времена осветит самую темную комнату.
«Нет, – говорю я себе. – Такого у меня больше не будет». Окидывая взглядом импровизированный коллаж, фотографии, с которых на меня смотрит Джо, я понимаю, что он навсегда останется в моей душе вместе с Грейси. Ничего подобного со мной больше не случится. Но так тоже можно жить – счастье не всегда приходит с любовью. Есть и другие способы стать счастливой.
Хлопает входная дверь, и Майкл хрипло выкрикивает мое имя. Пробежавшись по комнатам первого этажа, он топает вверх по лестнице.
– Джесс! – кричит он, врываясь в спальню – весь красный, потный и запыхавшийся.
– Что случилось? – интересуюсь я. – Тебя так потряс музей Шерлока Холмса?
– Нет! То есть да, там много всякого невероятного, и я купил себе шляпу, как у сыщика, но… я не о том хочу рассказать!
– Понятно, – киваю я и собираю разложенные на кровати фотографии и письма. – А о чем ты хочешь мне рассказать?
– Звонила Белинда. Тебе. Но ты не взяла трубку. Она пошла по адресу, который дал Лиам, и теперь говорит, что нам тоже надо туда приехать. Дело важное.
– Не надо, Майкл, – качаю я головой. – Я уже все решила.
– Она предупредила, что ты так ответишь. И велела сказать тебе, чтобы ты прекратила хныкать и подняла задницу с кровати. Она говорит, что все не так, как мы подумали, и есть над чем поработать.
В глазах у Майкла пляшут знакомые искорки.
– Тебя так и тянет сказать: «Игра продолжается». Так ведь?
– Ну да, конечно! Но я уже цитировал Шерлока и об игре говорил, хоть сейчас для этих слов самое время! Ну, пойдем, пожалуйста! Я знаю, что ты очень правильно решила поехать домой, но сейчас отказываться нельзя. Белинда плохого не посоветует. Она такая правильная! Ну, давай! Хватит ныть!
Вокруг фигуры Майкла в дверном проеме будто бы поднимается вихрь, с каждым словом его голос звучит все громче. И этот вихрь подхватывает меня, застывшую на развилке меж двух судеб.