Может быть, однажды

Все кажется призрачным, ненастоящим, даже когда я врезаюсь в парковочный столб и роняю рюкзачок с Дорой-путешественницей, то все равно остаюсь в своем мире. Торопливо подняв рюкзачок, я прижимаю его к груди и гневно оглядываюсь на тех, кто, пусть случайно, посмел его коснуться. Здесь так много людей. Совсем нет свободного места. Я иду по Бродвею, пробираясь сквозь сутолоку, не час и не два. Наконец людей становится меньше, толпа не так давит, есть чем дышать. Я прохожу мимо кафе, магазинов, закусочных на колесах, баров, велосипедистов, автомобилей, празднующих что-то весельчаков, одиночек и групп, встречаю мужчину с семью собаками на одном поводке. В конце концов оказываюсь в Сохо, где меня встречают супермодные магазины, отделанные чугунным литьем дома и булыжные мостовые; здесь на каждом углу кафе, рестораны, галереи – и повсюду люди. И снова я удивляюсь тому, как легко ощутить дежавю – эти улицы я видела в фильмах и телесериалах и будто бы бывала здесь прежде.

Остановившись, я покупаю бутылку воды и демонстративно выпиваю ее не сходя с места. В воображении я возвожу вокруг себя силовое поле, пузырь, который защищает меня от человечества. Люди обходят меня по широкой дуге, но наверняка не из-за силового поля, говорю я своему слегка потерянному «я». Нью-йоркцы привыкли к таким «съехавшим с катушек» и знают, что неуравновешенного прохожего лучше оставить в покое.

Похоже, я забрела слишком далеко, и пора бы возвращаться в Мидтаун. Или можно… не возвращаться. Просто идти вперед. По стопам Фореста Гампа. Исчезнуть, отправиться в долгий путь.

Пройти по дорогам, мостам, потом сесть на паром. Можно пересечь Нью-Джерси, дойти до Филадельфии и Вашингтона или, может быть, до самого Техаса. А там перейти границу и оказаться в Мексике, поселиться в грязной хижине и пасти мулов.

Или можно развернуться и пойти обратно, на север. Мысли блуждают, и я впиваюсь ногтями в ладони, пытаясь прийти в себя.

Допив воду, я иду дальше – ноги, хоть и в кроссовках, болят, волосы намокли от испарины.

Возле Флэтайрон-билдинг я захожу в круглосуточное кафе и провожу там в туалете больше времени, чем за чашкой кофе.

Сбрызнув лицо водой, я привожу в порядок прическу, воспользовавшись маленькой щеткой Грейси.

Побрызгавшись туалетной водой, оставленной для посетителей, я нахожу в себе силы взглянуть в зеркало. Вожу руками из стороны в сторону, корчу рожи, чтобы убедиться: отражение добросовестно меня копирует. Надо удостовериться, что я по-прежнему из плоти и крови, не распалась на куски. Вышедшая из туалетной кабинки седая женщина сочувственно смотрит на меня, намыливая руки.

– Ты как? Все в порядке? – спрашивает она. – Может, помочь чем?

– Ничего, справлюсь, – подумав пару секунд, отвечаю я. – Совсем недавно выяснилось, что человек, которого я любила, скорее всего, умер, и теперь я пытаюсь это осознать.

– Ясно. Дело непростое, милая. Может, никогда и не получится до конца осознать – а если и выйдет, то в голове у тебя кое-что изменится. Ну, удачи!

Я киваю в ответ на напутствие, и женщина уходит. Мне же остается хмуро размышлять о том, как менялось содержимое моей головы, какие формы принимал мой мозг – пожалуй, самые разные, от двенадцатигранника до пирамиды и клубков абстрактного вида.

Выйдя из туалетной комнаты, я сажусь за другой столик и пью кофе. Столик не мой, чашка чужая, кофе холодный, но мне хотя бы есть чем занять руки. Умывшись, я чувствую себя гораздо лучше, спокойнее, и все вокруг немного замедлилось. Болят ноги, мышцы под коленями стянуло спазмом, суставы протестуют против такой долгой и стремительной прогулки душной ночью. Но это ничего, все нормально. Если я чувствую, что тело болит, значит, со мной все хорошо.

Подходит официантка и предлагает еще кофе. На ней розовая униформа, а на бейджике имя: Хильда. Светлые кудри и огромные голубые глаза – девушка похожа на ангела. Я соглашаюсь долить кофе в чужую чашку, которая стоит передо мной, и открываю рюкзачок.

Достав пачку фотографий Джо, я раскладываю их на столе и бесцельно перевожу взгляд от одной к другой. Сколько всего я узнала о его жизни после того, как мы расстались, когда не стало Грейси. Он остался таким же добрым, отважным, помогал людям. Изменял чужие судьбы. Иногда выпивал в баре и пел под караоке. Тяжело работал, порой приходил в ярость и изо всех сил старался быть счастливым.

Он не забыл ни меня, ни нашей дочери. Так и не начал новую жизнь, несмотря на все переезды и новых друзей, – его жизнь, как и моя, несла на себе печать несчастья, которое с нами случилось.

Возможно, вернувшись домой, я раскопаю до конца мамин чердак и заберу у Белинды коробки с нашими с Джо вещами, найду и другие фотографии. Отыщу и детские снимки, и сделанные на школьных вечеринках поляроидом. Достану фотографии и совсем маленькой Грейси, те, на которых она чуть старше, и последние, после которых она почти и не выросла.