Может быть, однажды

«Всего несколько минут назад, – напоминаю я себе, – считая, что Джо погиб, я поклялась жить по-новому, полной жизнью». И теперь, зная, что он не умер, я должна сдержать слово.

Я не стану трусить. Не буду прятаться. Не хочу бояться – моя жизнь не стоит того, чтобы ее оберегать от потрясений, в ней нет радости и покоя. Если сейчас я развернусь и уйду, то никогда себя не прощу – так и состарюсь в мамином кресле с целой коллекцией пультов от телевизора и бездонным колодцем сожалений, моя жизнь превратится в ожидание смерти длиною в десятки лет.

Еще минуту я медлю. Прическа растрепалась, одежда в беспорядке, на лице ни капли косметики. Я вдруг вспоминаю, как, собираясь на какую-то вечеринку в школе, перебирала содержимое той же косметички, которую так неловко рассыпала в день нашего знакомства с Джо.

– Накрасься, как хочешь, – сказал он тогда, с улыбкой прислушиваясь к моим горестным вздохам. – Это твое лицо. Но мне кажется, что тебе не нужна косметика – ты и так очень красивая. Тебе краситься – все равно что обрызгивать Мону Лизу автозагаром.

Пригладив волосы, я делаю несколько глубоких вдохов. Сейчас не время тревожиться о том, как я выгляжу. Время действовать. Пора сделать шаг, пока не передумала или не застыла, парализованная страхом.

Я подхожу к двери. И осторожно толкаю ее, обнаружив, что она лишь закрыта, но пока не заперта. Приложив ладони к двери, я снова толкаю ее.

Глава 39

В романтических фильмах наступает такой момент, когда герой и героиня встречаются под захватывающую мелодию струнных инструментов. И счастливый конец кажется вполне реальным, хоть зритель и понимает, что это выдумки, но все же ощущает некую завершенность. Конец пути.

Здесь и сейчас нет ни чудесной музыки, ни размытых полутонов, не слышно тихого голоса за кадром, который рассказывает, как мне себя чувствовать. Есть только я и он, разделенные длинной барной стойкой.

Джо смотрит, как я вхожу, и, видимо, приняв меня за позднюю посетительницу, собирается сказать, что бар закрыт. На мгновение мы замираем, а потом Джо растерянно моргает. Он будто хочет убедиться, что глаза его не обманывают.

Я подхожу ближе. Не произнося ни слова, он опускает на стойку полотенце, ставит бокалы. Мы оба молчим, рассматривая друг друга секунды или целую вечность.

Его по-прежнему густые волосы рассыпались в беспорядке, непокорные жесткие пряди падают на лоб. Горе и радость прочертили на его лице морщины. Глаза сияют точно так же, как всегда. Он все тот же Джо, самый красивый мужчина на свете.

– Я думала, ты умер, – говорю я, когда он подходит ближе.

– Едва выжил, – отвечает он и останавливается в нескольких шагах от меня. – Это и правда ты или я сплю?

Я знаю, что он чувствует. Как долго я его искала! Поверила, что он погиб, но нашла живым. Он не знал, что я иду к нему и пройду сквозь годы, из прошлого, чтобы сегодня войти в эту дверь. Я касаюсь его рук. Кожа жесткая, бугристая, в шрамах от ожогов – это руки прохожего, который вбежал в горящее здание, пытаясь спасти тех, кто оказался заперт внутри.

Его пальцы сплетаются с моими, а глаза пристально вглядываются в лицо, изучая каждый миллиметр. Он держит меня крепко, как будто боится, что я исчезну в облачке дыма или вырвусь и убегу.

– Это и правда я. Мне так о многом нужно тебе рассказать, но сначала самое главное: я никогда от тебя не отказывалась, не хотела, чтобы ты уехал. Родители сказали, что ты решил начать все сначала и исчез. Что ты меня бросил. Все эти годы они мне лгали, твои письма и открытки я нашла только после их смерти. И с тех пор ищу тебя.

На его лице одно за другим сменяются чувства. Гнев. Печаль. Сожаление.

– Столько всего произошло, – наконец тихо говорит он.

– Я знаю. Не все, конечно. Я прочитала твое последнее письмо и поняла, что ты имел в виду. Я пошла по твоим следам, увидела то, что видел ты, встретила тех, кто изменил твою жизнь. Со мной отправились Белинда и Майкл, мой двоюродный брат, мы отыскали Аду и Джеральдину и других. Нашли бар «У Мадигана» и решили, что ты погиб.

– Нет, – отвечает он, и я глажу обгоревшие руки, по которым можно о многом догадаться. – Умер Джош, другой наш бармен. Я пытался… добраться до него, но не смог. Так же как к вам с Грейси.

Сколько невыразимой боли в его словах! Она мучает его, изводит все эти годы. Вина давит на него, и он живет с этой болью много лет, один.

– Я знаю, что ты пытался помочь, Джо, ты бы скорее умер, чем бросил нас. Мне столько нужно тебе рассказать…

Кивнув, он высвобождает свои руки из моих. Без его прикосновения мне сразу же становится холодно и одиноко. Я так долго не сжимала его рук и теперь не хочу выпускать их ни на минуту.

– Ты обо всем мне расскажешь, – говорит он. – И я тебе тоже обо всем расскажу. Мы проговорим до рассвета, а потом будем гулять в парке и снова разговаривать. Мы можем говорить ночи напролет, как раньше, когда мы смотрели на звезды или шептались, чтобы не разбудить Грейси. У нас на все будет время. А сейчас мне хочется одного…