Может быть, однажды

Кто знает, какой путь выбрала Белинда – возможно, полную противоположность христианской аскезе? Мы слишком давно не виделись.

Белинда изменилась и в то же время осталась прежней. Она немного располнела или просто кажется более массивной, тугие косички уступили место стрижке – мелкие кудри острижены так коротко, что голова кажется почти обритой.

– Так и есть, Майкл, – подтверждает Белинда, садясь напротив и окидывая меня взглядом. – Шучу. Но к плащам я тоже неравнодушна.

Майкл маячит за нами, будто решая, остаться или уйти. Белинда указывает на стул, и он тут же усаживается, как хорошо выдрессированный щенок. Старательно сдерживая улыбку, я вдруг понимаю, что Майкл не на шутку перепуган – такое же впечатление Белинда произвела когда-то при первой встрече и на меня.

– Итак, – говорит он чуть более высоким, чем обычно, голосом, в котором звучат отголоски лихорадочного беспокойства и попытки казаться уверенным в себе, – как расшифровываются буквы «BLM» в названии компании?

– Black Lives Matter, – безапелляционно отвечает Белинда, разбивая все попытки Майкла обрести самообладание.

– Да. Конечно. Как же иначе! – отвечает он. – Несомненно.

– В вашем голосе слышны нотки сомнения, – прищурившись, заявляет Белинда.

Не давая Майклу потерять лицо, униженно признавая «вину белых поработителей», я вклиниваюсь в разговор:

– Она шутит, Майкл.

– Вот именно, – подтверждает Белинда и хрюкает от смеха, глядя на моего совершенно сбитого с толку кузена.

Мне тоже хочется присоединиться к Белинде, ведь ее смех так заразителен, однако я на собственном опыте убедилась, что попасть ей на язычок вовсе не смешно.

– На самом деле эти буквы расшифровываются гораздо прозаичнее, – признается она, возможно ощутив, насколько Майклу действительно не по себе. – «Белинда Любит Малаки». Моего сына зовут Мал, и в самом начале моя контора располагалась в убогой комнатушке над дешевым магазинчиком, и, уж конечно, никаких партнеров у меня не было. Название я придумала, чтобы придать фирме солидности, чтобы меня приняли всерьез. Прости, что так тебя подколола. Не удержалась, как тогда, с Бейби Спайс, еще в школе.

– Уж ты-то точно Страшила Спайс, – парирует Майкл и, подумав пару секунд, добавляет: – И чтобы меня правильно поняли, добавлю: не потому, что ты чернокожая, а потому что с тобой рядом страшно.

– Принято, – с убийственной улыбкой, какой всегда обезоруживала не ожидающего внезапной любезности собеседника, кивает Белинда.

Она поворачивается ко мне, и веселые искорки в ее глазах меркнут.

– Ну что, Джесс, давно не виделись. Даже не знаю, с чего начать. Когда ты позвонила, я так удивилась, что чуть не забыла притвориться собственной секретаршей.

– Ты притворяешься своей секретаршей?

– Да, настоящую позволить себе не могу. А воображаемая секретарша у меня очень славная – оперативная и неглупая, зовут Кейт. Я просто добавляю в речь легкий аристократический акцент, и никто не догадывается! И все же… зачем ты пришла, Джесс? Полагаю, не за юридической консультацией?

– Нет, я не за советом, – с легким вздохом отвечаю я.

Мне столько нужно сказать, так много объяснить, но слова не идут с языка. И тогда я решаю начать с самого главного.

– Недавно умерла моя мама, и в день ее похорон мы с Майклом обнаружили на чердаке коробку писем от Джо. Родители давно сказали мне, что он уехал и забыл обо мне. Говорили, что он сыт по горло, устал от всего и отправился искать новую жизнь в Лондоне.

– Они так сказали? – тихо переспрашивает Белинда, постукивая по столу короткими ноготками, и лишь раздувающиеся ноздри говорят о том, какие чувства бурлят у нее в груди. – Что Джо… тебя бросил?

– Да. Не знаю, почему они так поступили, а теперь их нет, и мне никогда не узнать причины. Но ты же помнишь, как они всегда к нему относились.

– Помню. Я ненавидела их тогда, ненавижу и сейчас. Найденные письма, судя по всему, рассказали совсем другую историю?

– Да, другую. – Я стараюсь говорить спокойно, объективно, как о чем-то само собой разумеющемся. Как будто нахожусь в зале суда и даю свидетельские показания, а не разговариваю с одной из старейших подруг о лжи, на основе которой и построена моя жизнь. – Теперь я знаю, что он меня не бросал. И еще знаю, что он был уверен, будто бы это я его бросила или, точнее, отказалась его видеть.

Белинда скребет кончиками пальцев ладонь, чешет кожу яростно и ритмично, а невидимый музыкант заливает комнату мучительным гитарным соло. Белинда смотрит в окно. На дверь. На стол. И наконец снова на меня.

– Здесь есть о чем подумать, – говорит она, – пожалуй, мне потребуется поддержка из «особого ящика».

Встав, она направляется к металлическому шкафу для хранения документов и достает из верхнего ящика бутылку бренди. Плеснув сначала в свою чашку, потом в мою, наливает и Майклу, ни о чем не спрашивая.