Может быть, однажды

– Что ж, меня здесь в те годы не было, но, принимая дела, я заметил, что хостел недавно ремонтировали. Если Джо действительно был такой умелец, то его вполне могли привлечь к работе, приписали к какой-нибудь программе профессиональной подготовки. Что ж, я расспрошу, кого смогу. Мы тогда заключали договоры с разными предприятиями, рекомендовали им наших постояльцев. Возможно, Джо попал в эту категорию?

Я с воодушевлением киваю.

– У нас есть его фотографии. Можно показать их тому человеку, о котором вы упомянули? Вдруг он вспомнит Джо?

– Да, конечно. Он сейчас здесь. Только прошу вас не давать ему денег. Иначе он напьется и до утра будет распевать «Oh My Darling Clementine»[17], а я этого не вынесу.

Вслед за Эваном мы идем по коридору, который наполняют самые разные звуки: музыка разных стилей, смех, крики, шаги. Настроение царит удивительно праздничное.

Вытащив из сумки пачку фотографий, я кладу самую последнюю наверх. Белинда сделала снимки с Джо в 2004 году, в пабе, на его день рождения. На них он поет «Wonder wall» группы Oasis, и, по мнению Белинды, исполнял он песню ужасно фальшиво. Рядом с Джо друзья – его бэк-вокалисты.

Джеральдина поделилась с нами своими, очень интересными фотографиями. Здесь Джо немного старше, взрослее. Обычно он в рабочей одежде, иногда в джинсах и толстовке с капюшоном – занят чем-то, что мне не удалось с ним разделить. Он улыбается, но в глазах печаль. Пока мы идем за Эваном в столовую хостела, я рассеянно поглаживаю фотографии. В столовой пахнет джемом и тостами.

Мужчину, с которым мы пришли поговорить, зовут Большой Стив. Ростом он футов пяти, а сложением напоминает воробья после голодной забастовки. На голове торчит хохолок непокорных седых волос, а за бородой почти не видно лица, лишь сияют голубые глаза. Лет ему может быть сколько угодно – от сорока до восьмидесяти.

Эван называет наши имена, и Большой Стив в ответ протягивает нам руку с изъеденными грибком ногтями. Майкл бледнеет от ужаса, и я едва сдерживаю смех. Похоже, от Большого Стива мы ничего нового не услышим.

Он принимает из моих рук фотографию – ту, на которой Джо пьет чай, сидя на ступеньках деревянного вагончика, и разглядывает ее, поскрипывая зубами.

– Не знаю, милая. А других фотографий у тебя нет?

Затаив дыхание, я передаю ему другую, сделанную в пабе, и он снова пристально ее рассматривает.

– Нет, не знаю. Может, стаканчик горячительного поможет вспомнить.

Он с надеждой поднимает глаза, однако Эван не дает нам ответить и напоминает Большому Стиву о правилах, которые следовало бы наконец выучить.

– Попытка не пытка… – бормочет тот, снова уставившись на фотографию. – Может и он, миссис, но точно не скажу. Давно дело было. Ходил тут один парень, может, ирландец или шотландец, из этих. Или просто с севера, но не местный, нет. И рукастый. У меня тогда тележка была, целый фунт за нее в «Теско» заплатил. Колеса не ехали. Так парень тот ее починил, смазал чем надо, и все дела. Лучшая тележка была в округе, это да. Потерял я ее как-то раз, на свиданке с Джейн Фондой.

Подмигнув мне, он добавляет:

– Хороша была та красотка, точно говорю, но ей только денежки мои подавай.

Мы благодарим его за помощь и уходим. На меня тяжелой волной накатывает разочарование. Когда мы добираемся до двери в столовую под настороженными взглядами постояльцев, Большой Стив вдруг кричит нам вслед:

– У него всегда было полно бананов! И больших спелых апельсинов!

Услышав об этих вроде бы незначительных деталях, Эван неожиданно останавливается. Судя по выражению лица, его, ни много ни мало, осенило.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Вы о чем-то вспомнили?

– Может быть, – потирая подбородок, отвечает он. – Все может быть… в те годы у нас были хорошие отношения с одним торговцем фруктами и овощами, он поставлял продукцию на рынки. Как же называлось его предприятие… не помню. Связи оборвались еще до того, как я принял дела. «Кто-то и сыновья». «Какое-то ирландское имя и сыновья».

Он усиленно роется в памяти, но потом разочарованно качает головой.

– Мне очень жаль, – грустно произносит он. – Не помню. Я спрошу, может, кто-нибудь знает, и сообщу вам, если оставите мне ваш номер телефона.

Записав номер на листе бумаги у стойки регистрации постояльцев, я протягиваю его Эвану вместе с кучкой выловленных из сумки банкнот. Сумма небольшая, и пятидесяти фунтов не наберется, но я прошу все же добавить их к пожертвованиям. Эван не противится, средства этому заведению всегда пригодятся, и советует отыскать на их веб-странице информацию о том, как они тратят пожертвования, и получить данные о налоговых льготах для дарителей.

На улице летний вечер встречает нас прохладой, окутывают ароматы из кебабных забегаловок, индийских ресторанов и резкие запахи бензина. Из застрявшей в пробке машины доносится громкая танцевальная музыка, а к лежащей на тротуаре сосиске в тесте бросается стайка взъерошенных голубей. Да, это точно не Корнуолл.

– Джейн Фонда, – прищурившись, произносит Майкл. – Кто это, черт возьми, такая?