«Может, я не доживу…»

Часов с двух ночи из ближайших к училищу поселков начнут возвращаться курсанты, которым по каким-либо причинам не удалось остаться до утра, но праздник они уже встретили, это им удалось. Я думаю, они будут в лучшем виде, но Новый год есть Новый год, тут уж ничего не поделаешь. Даже самые строгие и суровые командиры разводят руками, потому что сегодня самые строгие и самые суровые из них тоже будут в лучшем виде. Но курсанты, в отличие от офицеров, бездомны, хотя казарму можно назвать домом, но с большой натяжкой. Во всяком случае, это не тот дом, куда хочется идти, если ты не совсем в порядке, а куда-то нужно идти, чтобы не свалиться в снег и не заснуть, напоминая всей этой ситуацией известную песню про ямщика, который замерзал в глухой степи. Так вот, кончая эти длинные объяснения наших обязанностей, я хочу сказать, что нам было приказано провожать курсантов от забора училища до казармы, потому что через официальные ворота – проходную – в таком виде никто не пойдет, а многие направятся к забору, довольно высокому, но с дырками. Те, кто сумеет найти эти спасительные проломы, несомненно, не нуждаются в помощи, и мы заранее благодарны им. А вот тех, кто, обессилев от поисков, свалится в снег, нам придется спасать, провожая до казармы. Вообще-то говоря, патруль обязан нести или вести под ружьем этих негодяев прямо на гауптвахту, прямо в камеру, этих сукиных сынов, чтобы они дней пять и даже десять чистили снег на всей территории училища или мыли в столовой алюминиевые тарелки после того, как человек пятьсот съедят из них щи с бараниной. Но Новый год есть Новый год, тут уж можно человека простить, понять и даже донести его до постели, накрытой грубым солдатским одеялом с вышитой буквой «Н», что, как известно, означает «ноги».

А Новый год между тем приближался. Дым над трубами казарм шел прямо вверх – такая была тихая ночь. Луна сверкала – яркая, елочная, рождественская.

Мы шли втроем по этой прекрасной ночи прямо в училищную столовую, которая, как мы надеялись, была уже пуста. Еще днем мой приятель Саша и я сходили на станцию и там, в палатке, купили еды, бутылку водки и бутылку шампанского, а теперь мы все это выпьем, разольем и выпьем в час назначенный. Когда куранты ударят, курсанты выпьют. Не так ли, Саша? – Так. А как же иначе? – Только пошли скорее, а то куранты ударят, а курсанты будут лезть в окно столовой. Нам действительно пришлось лезть в окно: дверь столовой была заперта и даже опечатана.

Свет из предосторожности мы не стали зажигать. Я помню эту огромную, пустую столовую, окна в лунном свете, квадратные деревянные столы, блеск клеенок. Говорят, здесь раньше был гимнастический зал. Может, так оно и было. Очень уж высокие потолки. Трапецию можно вешать.

– Как ты считаешь? – спросил я у Саши насчет трапеции.

– Не вижу смысла. – Он открывал консервы.

– Как бы нас тут не застукали, – сказал Алеша.

– Не застукают. – Саша аккуратно вырезал крышку «кильки пряного посола».

– А застукают – год губы.

– Почему? – не понял я.

– В этом посадят, а выпустят уже в том.

– Могут и в том посадить. – Я посмотрел на часы. – Семь минут осталось.

– Из чего пить будем? – спросил Саша.

– Черт, стакан забыл. – Я тихо выругался.

– В буфете нет стаканов? – спросил Алеша.

– Откуда! – Саша встал и пошел по столовой; мы ждали. – Нашел, – сказал Саша, – несите все сюда.

– Сам иди сюда! – сказал Алеша.

– Не могу. Она на цепочке, и замок висит.

– Кто?

– Кружка на цепочке.

Мы сидели вокруг бачка с питьевой водой, к которому на довольно длинной цепочке была привязана большая алюминиевая кружка. Вот из нее мы и пили по очереди, когда ударили куранты, неслышные нам, так как радио в столовой не было.

– Жалко, елки у нас нет, – говорил Алеша.

– Сходи в лес, – посоветовал ему Саша. – Елок там хоть завались.

– В лесу родилась елочка, – почему-то сказал я.

– Давайте еще выпьем. – Саша натянул кружкой цепь.

– Давай.

– Я не знаю за что, – сказал Алеша. – На дне рождения по второй пьют за родителей, а сейчас за что?

– Давайте просто так выпьем, – сказал я.

– Просто так неинтересно.

– Ну тогда выпьем за командира роты, – предложил Саша.

– За командира роты я пить не стану, – сказал Алеша.

– Тогда за тебя. – Саша выпил и передал Алеше кружку.

– А я за тебя. – Алеша тоже выпил и передал кружку мне. – Хорошо, что нас втроем в патруль назначили.

– Это они неплохо придумали, – сказал Саша.

– И день выбрали хороший, – сказал я.

– Тридцать первое декабря, – уточнил Саша.

– Уже первое. – Алеша посмотрел на часы.

– Сейчас бы какую-нибудь музыку послушать, – сказал Саша.

– Только не классическую. – Алеша помахал рукой.

– На Новый год классическую никогда не передают, – сказал Саша.

– Я бы ее вообще не передавал. – Алеша снова помахал рукой.

– А ее только по радио передают, – сказал Саша, – и то по утрам, когда все спят.

– Но Римский-Корсаков – это все-таки ничего. – Мне вдруг вздумалось заступиться за классическую музыку.

– А что он написал? – спросил Алеша.

– Я точно не помню.

– Вальс-фантазия, это не он написал? – спросил Саша.

– Римский-Корсаков вообще вальсы не писал: только оперы.