Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь (СИ)

– Поеду сегодня с тобой. Соскучился по мелкому, – торжественно сообщает брат. – Хочешь, подарю? Насовсем. Будет жить у тебя. – Не говори глупостей! – отмахивается Джаред. – Смотри, что я ему купил! – Мне наплевать, что ещё сломает этот мальчишка! – отворачиваюсь. – Идиот! Ты настоящий идиот, брат! Жизнь сделала тебе такой подарок, а ты не ценишь. – Хочешь, передарю? – хлопаю глазами. – Я даже разговаривать с тобой не хочу. Никогда не думал, что мой брат окажется таким дерьмом! Я уехал! – сообщает мне, выходит из студии, и я слышу, как Джаред уезжает. Упираюсь лбом в стол. Эта сука нанесла мне такую рану. Она разбила всё моё сердце на крошечные осколки. На такие мелкие, что я не могу собрать их воедино, чтобы полюбить собственного сына. Нужно хотя бы попытаться!

Покупаю множество игрушек в торговом центре. За тот год, что Орландо живёт в этом мире, я ни разу не купил ему ничего, кроме тех лекарств, которые, к слову, оказались совершенно бесполезными. Как у него была сыпь месяц назад, так и не прошла по сей день.

– Сынок, папа дома! Посмотри, сколько всего я тебе купил! – кричу, входя в дом. – Не старайся. Их нет, – Джаред пьёт сок. – Ты не староват для морковно-тыквенного сока, для детей, от восьми месяцев? – читаю надпись на коробочке. Джаред показывает мне средний палец. – Где они? – спрашивает. – Гуляют, – жму плечами. – А я, как придурок накупил всех этих штук для мелкого. – Позвоню им, – Джаред тыкает пальцами в свою ежевику. – Мам? Вы где? Где? Что случилось? Ого! Мама! Как он? – Как он? – желудок сдавливает спазм. – Что произошло? – Заткнись! – шипит Джаред. – Да. Хорошо. Мы сейчас приедем! – убирает телефон в карман. – Что случилось? – тяжело дышу. – Они в больнице. У Орландо сильная температура. Эта сыпь, она стала совсем красной. Не знаю. Поехали! – Да… – киваю, на ватных ногах плетусь за братом. Я в растерянности. Трясу головой.

Белый коридор с яркими, ослепляющими лампами, мама, плачущая на стуле у реанимационной палаты. Из-за всхлипов она ничего не может нормально объяснить. И словно в вакууме я слышу слова доктора. Он говорит, что у Орландо анафилактический шок. У него жуткая аллергия на детское питание. А я не знал… Что же я за отец такой? Мама во время его привезла в клинику, он мог умереть… Сейчас он спит, из него торчит пара трубок. Он сейчас не может дышать самостоятельно, в его горле что-то там опухло, и через тонкую вену в маленькой ножке в его маленький, слабенький организм поступает лекарство.

Я смотрю на него через маленькое окошко в двери, не могу поверить, что я пренебрегал этим человеком, моим сыном. И в одночасье, мне хочется положить весь мир, только бы мой ребёнок сейчас не лежал в реанимации. Только бы он был здоров. Только бы галдел мне спящему на ухо: «Папа, папа, папа». Сейчас я всё бы мог отдать, только бы его жизни ничего не угрожало. Я даже готов простить Холи, если это хоть как-то поможет ему.

– Брат, – Джаред хлопает меня по плечу. Я поворачиваю голову и он пугается. Конечно, я не так часто плачу. – Он же не умрёт? Джаред, он не умрёт? – задыхаюсь. – Нет! Брат. Нет, что ты! Мама успела привезти его. С О Ти всё будет в порядке! – обнимает меня.

Орландо переводят из реанимации в реабилитационную палату, сейчас его жизни ничего не угрожает. Он всё ещё спит, трубка торчащая изо рта, подключённая к аппарату всё ещё помогает ему дышать. Он такой маленький. Мой мальчик. Как я мог так поступить с тобой? Шесть часов я не отхожу от него, все шесть часов пока он спит. Я даже не знаю, что ты любишь, чего не любишь. Что нравится, а что нет. На что у тебя, черт возьми, аллергия! Худшего отца чем я и придумать нельзя. Даже мой отец был лучше. Он хоть интересовался нами. Первое время…