Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь (СИ)

Когда открываю глаза, то замечаю, что солнце перекинулось на противоположную сторону дома. Уже вечер. Поднимаю голову, Орландо нет. Мама порхает над кастрюлями в кухне. Слышу заливистый смех во дворе. Подхожу к двери, чуть приоткрываю её. Холи сидит у бассейна в коротких джинсовых рваных шортах, узкой маечке. В бассейне плескается Джаред, а рядом с ним Орландо. Уже было дергаюсь к нему, он же слишком маленький! Утонет. Но замечаю, что на нём спасательный жилет и он сидит на надувном матрасе. Джаред поддерживает его. Я немного ревную.

– Так вот, это было очень странно. Он всегда вставлял в речь французские слова, и неизменно после каждой повествующей фразы он вставлял, это до жути противное: «Смекаешь»? И смотрел так, будто ждал какого-то невероятного ответа. «Мадмуазель Холи, когда Наполеон уходил из Франции, Жозефина заводила себе кучу любовников, la putain! Смекаешь»? – передразнивает кого-то Холи. Странно. Она никогда не рассказывала мне ничего подобного… Я злюсь. – Серьёзно? Назвал Жозефину шлюхой? – смеётся Джаред. – О! Это самое ласковое, чего была удостоена бедная императрица Богарне, – улыбается Холи. – Ну, ты смекаешь? – смеется. – А ты неплохо говоришь по-французски! – Только говорю, – отмахивается. – Давай. Я внимаю. Научи меня чему-нибудь! – Джаред держит плескающегося Орландо, и глазами полными обожания смотрит на Холи. – Например, ты можешь рассказать о себе, – начинает она и что-то минуту лепечет на французском. Он внимает каждому её слову, выглядит сейчас как мотылёк летящий на солнце. И выражение лица наиглупейшее. И всё равно в глазах эта чёртова похоть. Он хочет её. А теперь, когда она вдруг стала француженкой, он хочет её вдвойне. – Мама, а что такое шлюха? – неожиданно спрашивает Орландо. Джаред и Холи в один миг замирают. Ну всё! Это последняя капля! – Папа! Смотри, я плыву. Я совсем как ты! – Орландо первый замечает меня. – О! Папочка проснулся! – восклицает Джаред. – Иди ко мне, – вытаскиваю сына из воды. Он начинает выкручиваться, отталкивать меня, совсем не хочет вылезать. – Шеннон, оставь его! – вступается новоявленная мамочка. – Рот закрой! – рычу на неё. – Не хватало ещё, чтобы вы научили его другим ругательствам! – ухожу с Орландо в дом. Переодеваю его плачущего и просящего отпустить в бассейн. – Орли! – входит рыжая. – Мама, я хочу купаться! – выглядывает он из-за моей спины. Всхлипывает. – Родной мой! – тянет к нему руки. – Ушла! – рявкаю. – Шеннон, позволь мне. Я только успокою его, – не отступает. – Пошла вон я сказал! – рычу. – Папа не кричи! – рыдает мальчик. – Помолчи, заступник! – одёргиваю О Ти. – Шеннон, хватит! Ты делаешь ему больно! – убирает мои руки, закрывает его собой. – Уйди отсюда! – крепко сжимаю её запястья. – Уйди! Уйди! Уйди, мать твою. Ты бросила его! Тебя не было с ним три долбанных года! Ты не пыталась защитить его три года, лучше не начинай сейчас! – шиплю. Смотрю в её мокрые, красные глаза. – Он мой сын! Позволь мне самой решать, заступаться за него или нет! – твёрдым, стальным тоном отвечает мне она. – Да ты совсем с ума сошла, сука! – свирепею, бросаю её на кровать, замахиваюсь. – Папа нет! – визжит Орландо, и мне в голову, будто стрела прилетает. Я вижу его глаза полные слёз и ужас в глазах Холи. – Что у вас тут происходит? – залетает в комнату мама. За ней Джаред. Они видят картину. Холи забивается в угол между детской кроваткой и стеной, плачущий Орландо, я, озверевший, с красным от гнева лицом. – Забирай его, – приказывает мама Джареду. – Пойдём О Ти! Съездим за твоим любимым мороженым, – Джаред хватает его на руки. – А папа с мамой больше не будут кричать? – Не будут родной, – Констанс целует его в макушку и брат уходит с моим сыном. – А теперь, послушайте. Разберитесь со своим дерьмом! Я не хочу чтобы у моего внука пострадала психика из-за родителей – придурков! Или миритесь, или решайте вопрос с опекой в суде. И если я ещё хоть раз услышу вашу ругань, клянусь, я сама подам на вас в суд! – рычит мама, выходит, громко хлопая дверью.

Опускаюсь на пол, зажимаю голову коленями. Сижу не двигаясь минут пять. Её всхлипы стихают. Слышу шорох. Да. Правильно. Уходи! Я слишком уязвим сейчас. Но она не уходит, поворот ключа в замочной скважине. Теплые ладони разводят в стороны мои колени, поднимаю голову, смотрю в её глаза.