Читаем Можетбытие бытия полностью

— Роб ведь был не первый у тебя, да? — усмехаюсь я, следя за тем, как резко изменилось выражение её лица. Дурёха, она думала, что я сейчас раскисну под натиском сентиментальных воспоминаний и брошусь целовать ей ноги и молить о прощении. — Он был не первый и не единственный.

— Дурак.

Достаю из кармана револьвер.

— Садись на скамейку.

— Она мокрая.

— Какая разница.

— Не сяду.

— Сядешь!

— Я ненавижу эту скамейку!

— Сука!

Отворачивается.

Если бы она сейчас попросила прощения… Нет, она никогда этого не сделает. Да мне это и не нужно. Вот если бы она попыталась объяснить мне, что произошло, почему всё стало не так. Спокойно и вдумчиво объяснить… Но она слишком горда. И ей плевать на меня.

Беру её за плечо, поворачиваю лицом к себе. Она видит револьвер в моей руке, но в глазах у неё не отражается ничего, кроме пустоты.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Что я сделал не так?

— Ты всё делал как следует.

— Слова! А я хочу понять.

— Зачем?

— Затем, что… Потому что я люблю тебя. Я не хочу тебя потерять.

— Уже потерял.

— Нет! Ты сорвалась. Это бывает. Время от времени нужно что-то менять в отношениях, я понимаю. Я забыл об этом. Стал однообразен, да? Привычен. Ты заскучала. Захотелось остроты чувств, новых переживаний…

— Я просто разлюбила тебя. Как ты не можешь понять? Иногда любовь уходит.

— Деньги! Деньги, да? Тебе нужен был старт, нужно было оттолкнуться от чего-то в чужой стране. Ты просто использовала меня.

— Ты знаешь, что это не так. Хотя… доля истины в этом есть, наверное.

— Сука! Ты играла моими чувствами. Я любил тебя, а ты пользовалась мной.

Приставляю дуло револьвера к её лбу.

— Я же просила не в голову, — говорит она почти спокойно, глядя прямо в глаза.

— А мне плевать, представляешь? — усмехаюсь я. — Разнесу тебе башку, изуродую так, что смотреть будет противно. Полицейские будут бледнеть и блевать при виде твой развороченной головы. Будут заглядывать тебе под юбку и говорить: «Хорошенькая была… Эй, да она обделалась перед смертью! Смердит как…» А над твоими протухшими мозгами будут виться мухи…

— Заткнись! — кричит она.

— А ты думала, можно вот так запросто играть чужой душой, да? А потом, когда наиграешься, взять следующую… Поцелуй меня.

— Да пошёл ты…

Бросаю револьвер на землю. Беру в руки её лицо. Прислоняюсь лбом к её прохладному лбу.

— Милая, милая моя… Всё неправда, всё неправильно. К чёрту всё! Я стану другим. Каким ты хочешь, чтобы я стал? Как Роб? Тупым самцом? Я стану! Я буду последней скотиной, буду…

— Не унижайся! — шепчет она.

— Может, нам завести ребёнка, а? Давай родим дочь! Поженимся. Ты ведь хотела этого, я знаю. Я буду хорошим отцом, не сомневайся. Я всегда мечтал о девочке.

— Всё кончилось, как ты не понимаешь?! Я ничего не хочу. Ни-че-го.

— Врёшь. Врёшь! Ты просто мстишь мне, хочешь помучить меня, унизить, да? Сука! Ну что ж… Давай, давай будем унижать друг друга…

Беру её за плечи и припадаю ко рту поцелуем, слизываю с губ равнодушную безответность, растворённую в запахе помады.

— Это обязательно? — спрашивает она, когда, оторвавшись от её рта, торопливо забираюсь руками под юбку, к тёплым бёдрам.

Бью её по щеке.

— Чего ты выпендриваешься?! — ору. — Кого ты из себя корчишь, сука? Ты же любила меня как…

— …ла, — усмехается она.

— Ты же тёрлась возле меня и ластилась и всё ждала, что я засуну тебе между ног.

— …ла, — повторяет она.

— Что?

— Люби-ла, жда-ла.

Снова бью её по щеке.

— Чушь! Что изменилось? Что могло измениться? Я убью тебя, дрянь! Шлюха!

Рывком раздираю и сдёргиваю с неё трусы, толкаю её на землю. Она падает на попу, морщится от боли, но тут же на её губы выползает ядовитая усмешка. Она почти смеётся надо мной!

Торопливо стягивая штаны, валюсь сверху, прижимаю её к влажной листве.

Из-под головы у неё пахнет прелыми листьями. Озябший муравей ползёт по стрелке подорожника. От её волос, щеки, шеи исходит аромат шампуня, косметики и блядской ночи. Этот запах и мысль о том, как она билась и стонала под ублюдком Робертом, принимая его в себя, жадно обхватывая ногами, внезапно возбуждают меня.

Она равнодушно отворачивается, когда я торопливо проникаю в неё, и только морщится от моего резкого движения. Тогда я беру её за лицо, поворачиваю к себе и гнусно, унизительно целую эти губы, мусолю подбородок, ловлю её ускользающий язык. Бешено дёргаюсь на ней, входя резко и глубоко, надеясь исторгнуть из неё стон — не наслаждения, конечно нет, — омерзения и боли.

— Сука! Сука! — пыхчу я. — Ну давай, давай, выгибайся, кричи! Представь себе, что я Роберт, ну!

— Да пошёл ты! — шепчет она и морщится от моих ударов внутри…

Наша борьба продолжается недолго. Потом я торопливо застёгиваю брюки, чувствуя как дрожат ослабевшие ноги, чувствуя лишь омерзение к себе и полную безнадежность. Она задумчиво цепляет носком туфли свои порванные трусики, жалким белым комочком потерявшиеся в траве.

Мелко дрожащими пальцами выковыриваю из пачки сигарету, жадно затягиваюсь табачной горечью. В пересохшем рту гадко. Ещё гаже в пересохшей душе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза