Можете звать меня Татьяной

«Дед Юра, окромя лесного дедушки обыкновенный заурядный леший здесь есть? Не дедушка же меня водил. На него не похоже». - «Ты, мать, сама себя водила. На лешего не греши. Его тут никто не видел. Лесной дедушка – да, наш. А чтобы леший… сама хороша». Никто не видел. Татьяна стала первооткрывательницей. На другой же день после этого разговора в лесу за четверть часа набрела на грибной круг камней. Стала посередине, аукнула. Оглянулась – у ней за спиной ОН. Шерстистый, с растопыренными пальцами. И сразу исчез. Побежала домой – легко вышла к дому. Деду Юре Татьяна пока не сказала. Сам как-нибудь увидит.

Фотографировать нельзя. А рисовать можно? Здесь в Вадимовом доме перебывало много художников. Татьяна нашла чем и намалевала детский рисунок. Пусть потом Чарли Кордон перепишет по-своему. Тот, легок на помине, приехал. Сын привез. Оставил отца у Вадима и через два дня назад. Чарли сел писать маслом лешего, но получался скорее врубелевский пан. Нужно самому видеть. Покажется ли ему леший, раз уж объявился в здешних местах? Его лешачье дело. Захочет- мелькнет ненадолго в чаще. Шарлю больше и не надо. Пошли, Татьяна, его посмотрим. Хоть какой-то прок от тебя будет.

На Татьянино везенье они «сад камней» отыскали сразу. Встали в середине круга, спиной к спине. Татьяна боязливо аукнула. Тут на Чарли из кустов глянула такая рожа, что он закрыл глаза. И на Татьяну из других кустов пялится такая же точно. А может, та же самая. Или их здесь развелась целая банда, или он, леший, вездесущий. Свят, свят, свят. Бежим скорей, Чарли. Не с нашим проворством лешего ловить. Как бы он сам нас не поймал. Вышли к дому – и на том спасибо.

Ну уж Чарли его написал. Больно гадкого- таким кузнец Вакула черта намалевал. От Гоголя Татьяна ни на шаг. Даже думает по Гоголю. Дед Юра уверовал в лешего и больше с Татьяной не спорит. Ты, мать, уже и с лешим поладила. А Чарли больше в лес не ходит. Леший прознает про его, Шарлево, художество – отомстит. Так запутает, что свои и с мобильниками его, Шарля, не отыщут. Концов не найдешь. Мобильники мобильниками, а нечисть всё еще функционирует. Надежней бы крестом оградиться, да рука не подымается. Ну, Чарли, давай. С правого плеча на левое. – Отстаньте, мракобесы. – А в нечисть веришь. - Как не верить, когда вот она, кругом.- Место такое. Пустынюшка. Удивительно, что мы зверья не видим. Татьяна ходит по грибы, по ягоды и не боится.- Ну, Татьяна вообще блажная. - Полно тебе, Чарли. Ты ее совсем заклевал.

Вишь, зверя они не встречали. Татьяна их просто полошить не хотела. Лиса бежала впереди Татьяны по тропе и свернуть даже не подумала. У кого курятник, тому лиса гостья нежелательная. А медведь выглянул из лесу серед бела дня прямо возле жилья. Козы паслись на лугу, привязанные к колышкам подале друг от друга, чтобы не путались веревками. Уж ты батюшко ведмедюшко, ты не тронь мою козу-деркзу. Почему они все при Татьяне высовываются? за пустое место ее почитают? Нет уж, пришлось деду Юре сказать. Что поделаешь? лес кругом. Обнесли луг изгородью. Может, медведь постесняется. А трава из земли так и прет – заговоренная полянка. Русалочьи владенья.

Уехали в Москву на алексейцаревской машине. Все, кроме Вадимовой семьи и деда Юры. Алексей с Тамарой, Чарли, Татьяна. В Москве проявилось на пленке всё , что снимали, чего не снимали и чего даже не видели. Хоровод русалок, водяник по пояс, леший во весь рост, лесной дедушка с кроткой улыбкой и крупный медведь. Приписали чудеса Татьяниной аномальной личности и зауважали ее. В почтительном молчанье темный зал музея Маяковского, набитый до отказа, внимал отчету Алексея Царева о пребывании делегации от издательства альманаха «Пролог» в деревне Русалки. На экране демонстрировалось такое, что и не снилось. А это не монтаж? – Не монтаж, маловеры. Если вы не верите, пожалуйста – проверите.

За стеною по ночам

Татьяна никогда не отличалась предусмотрительностью. Сдала комнату женщине из Белоруссии с грозной профессией «судебный исполнитель», а та как сквозь землю провалилась. Татьяна зашла в комнату. Стол и стулья завалены толстыми книгами, явно приготовленными для распространения. Связки по двенадцати томов. Тяжелые – каждым томом можно человека убить. Кто-то их издавал, кто-то издание финансировал. Татьяна открыла наугад один том. В предисловии было сказано: здесь собраны действенные молитвы, исцеляющие от конкретных болезней. Татьяна прочла на выбор одну страницу посередине. Господи спаси и помилуй мою селезенку. Господи, спаси и помилуй мою поджелудочную железу. И так на тысячу с лишним страниц. Что, это на двенадцать томов? нет, слава богу, тут двенадцать экземпляров. Немного полегче. Женщина бросила свое сокровище и смоталась на две недели к себе в Белоруссию. Вернулась с новыми шедеврами: десяток столь же объемистых книг. Татьяна разглядеть их не успела – жиличка съехала. Ведь кто-то поверит, будет перечислять свои внутренности перед иконою. Дивны дела твои, господи.