Можно я побуду счастливой?

А в девятнадцать лет я влюбилась по-настоящему. Мой избранник был голубоглазым блондином, жил неподалеку и учился в Строгановке на скульптора. Мы очень быстро поняли, что не можем жить друг без друга, и объявили о своих планах семье. Точнее – семьям. Его и моей.

Замуж я вышла первая – подруги еще выбирали. Считалось, что мне повезло – семья жениха была небедной, интеллигентной и творческой. Отец, известный скульптор, ваял великую Майю Плисецкую.

В огромной мастерской на Чистых прудах мы провели самое счастливое время. Мастерская поражала размерами и несметным количеством голов вождя мирового пролетариата – гипсовых, медных, пластилиновых и глиняных. Скульпторы называли Ильича кормильцем, что было совершенно справедливо и точно.

В мастерской, в полуподвальном, довольно сумрачном помещении, были и кухня, и душевая, и гостиная со старым роялем и клавесином. Отец мужа, мой будущий свекор, часто отсутствовал – ваял по городам и весям, и тогда мастерская целиком принадлежала нам, молодым. Конечно, собирались компании – пили, пели, говорили и танцевали.

Иногда мы выползали на белый свет, шли к метро в кафетерий. Пили кофе из титана, закусывали бутербродами с подвядшим сыром, а если повезет – то и с колбасой, и снова ныряли в подвал. Он стал нашим домом до свадьбы.

При подаче заявления в загс нам торжественно выдали талоны – в салон для новобрачных. Помню, что находился он на Измайловской, куда мы и поехали с мамой. Там купили кольца – самые тоненькие. Широкие считались неинтеллигентными, купеческими, «чванливыми» – не подходили.

Свадьбу мы сыграли летом, на даче у новой родни. Никаких криков «горько», никаких свидетелей с красными лентами, никаких счетов до десяти. Никакого белого платья и фаты – мещанской пошлости, как мы считали.

Кстати, о платье. Сшить белое, стандартное было, конечно же, можно. Купить фату, белые туфли и кольца – тоже. Но белого и стандартного не хотелось. Сосватали мне какую-то девицу, чьи родители работали за рубежом. У нее я и купила свое свадебное платье, нежно-салатового цвета, до пола, шифоновое на атласной подкладке, с мелкой вышивкой на груди – розовые, фиолетовые и желтые цветочки, в обрамлении тоненького зеленого кружева.

В прическе – несколько мелких и разноцветных цветочков.

«Подруги по счастью», невесты в загсе, застревали в проходе, цепляясь бортами огромных, увесистых, кружевных и атласных, с декорами и букетами шляп.

Без головного убора была я одна.

Стол готовила моя родня – мама, бабушка и мамины подруги. Свекровь отошла в сторону – делать это она умела виртуозно, профессионально, с милой улыбкой, на голубом, как говорится, глазу – чтобы без лишних вопросов.

После свадьбы мы уехали в Лоо, недалеко от Сочи, где у моего мужа, вернее у его родителей, были полдома и сад.

Полдома оказались одной малюсенькой и сырой комнаткой с крыльцом метра в полтора (его называли террасой). А сад и вправду был хорош – инжир, слива, персики, груши. Дом стоял на горе, к морю надо было спускаться по довольно крутому каменистому спуску.

Помню, соседи одолжили нам электрическую плитку, которая невыносимо долго раскочегаривалась. Даже вскипятить чайник было огромной проблемой. Готовить я не умела – пыталась, но тогда еще получалось плохо, увы.

Питались вареной кукурузой, местным сыром вроде адыгейского и чебуреками. У соседа, старенького армянина, покупали немыслимой вкусноты и запаха домашнее вино в молочных бутылках.

Еще помню, как платили сторожу рубль и ходили в душевую в санаторий. Это казалось огромной удачей.

Помню свой ужас, когда увидела на участке змею. Оказалось, здесь, в горах, змеи частые гости. По вечерам в траве светились ярко-зеленые светляки, громко пели цикады, мы сидели на ступеньках, держась за руки, и чувствовали себя самыми счастливыми на свете. Да так оно, собственно, и было. Ничего не придумано, нет. И было так долго. Или – не долго? Одиннадцать лет.

Впрочем, нет, гораздо меньше. В последние годы все куда-то испарилось, ушло, словно и не было вовсе. Мы стали чужими людьми.

Но до этого будет еще много счастливых дней и часов. До этого у нас родится сын. И не будет события в моей жизни важнее. Это счастье затмит все на свете.

Конец семидесятых – начало восьмидесятых

Наша семейная жизнь тоже началась в коммуналке – это была комната бабушки, отданная мне, женщине уже официально замужней.

Шестнадцать квадратных метров на улице Марии Ульяновой. Окно во всю стену, второй этаж над козырьком подъезда. Непрекращающийся стук входной двери прямо по голове. Но все это чепуха – у нас свое жилье, и мы начинаем его обустраивать. Тахта, старый комод с инкрустацией (наследство уехавших родительских друзей), самодельные книжные полки. Платяной шкаф – бабушкин, настоящее дерево, еще с Петровки. Там спокойненько и разместилось все наше добро – тогда мы еще не обросли вещами. У нас есть посуда – чайный и столовый сервизы, подарки на свадьбу. Мама купила постельное белье, столовые приборы, пару кастрюль и сковороду – мое приданое. Купили в кредит холодильник и начали вести хозяйство.