Можно я побуду счастливой?

И тут начались наши открытия – детдомовские дети совершенно не знают жизни! Яйца он знал только «твердые» – вареные. А что бывают еще и «жидкие», сырые, – нет. Поэтому Женя однажды решил пожонглировать свежими яйцами – разумеется, все перебил.

Еще наш Женя пришел в восторг от салата оливье – в тринадцать лет он попробовал его впервые. Дети в детском доме не представляют реалий – не знают, как сварить суп, купить продукты, распорядиться деньгами. Только семья постепенно вводит ребенка в жизнь, где все не так просто.

И Женя вошел в нашу семью. Потом были Ксюша, Гриша – все «раненые», с искалеченной психикой, странные и нелюдимые. Ксюша, например, потеряла глухонемых родителей в автокатастрофе. Остался один старший брат, но он сидел в тюрьме. Девочка была затравленным зверьком – никак не шла на контакт. Наголо обритая, она сидела в углу и не смотрела на нас.

Оттаивая, Ксюша начала рассказывать чудовищные истории – как брат издевался над ней, а глухонемая мама не могла услышать из соседней комнаты ее крики о помощи. Тогда Ксюша начинала топать ногами, чтобы мать услышала хотя бы вибрацию пола. Потом родители погибли, ее сдали в детский дом. Речь свою Ксюша пересыпала матом. Меня поражала ее жадность к еде, неопрятность, нежелание учиться, причесываться, одеваться. Бились мы долго. Ксюша никак не хотела нас слышать, внимать, поддаваться. Но – получилось! Ксю наша расцвела, и не было человека, кто бы ее не любил! Выросла прелестная девушка – наша принцесса Ксю-Ксю.

Потом мы узнали о Грише. Мать его была больна шизофренией, с работы ее уволили, а вот инвалидность не дали. На что они жили? Гришка был вечно голодный и перепуганный – не знал, чего ждать от больной и несчастной матери. Ночевал где придется – в старых заброшенных машинах, в лесу, в стогу сена и просто в подъездах.

Его стали оформлять в детский дом, но он твердил, что оттуда он убежит.

– Возьмите меня к себе! – просил он.

Сердце болело. Но нам просто некуда было его взять! Мы уже жили в Плесе и спали почти вповалку – дом небольшой, а нас очень много.

Гриша заходил к нам, чтобы взять книги – читать он обожал.

И вот однажды вижу, идет наш Гриша, мокрый-премокрый.

– Откуда?

– Да мы ходили через лес, за Волгу, в музей Шаляпина, – хлюпает носом замерзший пацан.

– Гриша! А музей-то закрыт!

– Ну и что? – отвечает он. – А мы в окошки глазели! Там, теть Лен, красота! – И начинает рассказывать мне про музей. А потом говорит, спокойненько так: – А из детдома я все равно убегу! Жить там не буду.

И я поняла, что нам надо брать этого мальчика.

Мать его была жива, и он очень хотел с ней общаться. Будучи еще в детдоме, до того, как я его забрала, он отпросился на Новый год домой. Мать его не пустила. Сказала: «Не время еще. Не до тебя». Гриша признался мне, что это был самый страшный день в его жизни.

Зато эта мамаша не забывала регулярно приходить ко мне за деньгами.

С Гришей я намучилась. Много хлопот нам принес этот парень – грубость, даже хамство, бесконечные провокации. Потом Гриша попросил у меня прощения.

Настя и Ксюша-маленькая, сестры из деревни, из семьи хронических алкоголиков. Девчонки пережили два кошмара: первый – когда впервые попали из семьи родителей-алкоголиков в детский дом, а второй – когда их снова вернули туда из первой приемной семьи. Помню, как Ксюша бросилась ко мне:

– Мама, мама! Ты что, не узнаешь меня?

И что я могла с этим поделать? Взяли обеих сестер – как их разлучить?

Вначале было чудовищно трудно – девочки не усваивали ничего – ни математики, ни стихов. Книги не слушали, сколько бы им ни читали. Не могли сосредоточится, были плаксивые, нервные.

Сейчас девочки мои лучшие в точных науках, прекрасно пишут сочинения.

Всего у нас было тринадцать детей, включая детей адаптированных. Усыновленные всегда жили с нами и жили постоянно, адаптированные детки по-разному – кто год, кто три, кто пять, а кто семь. Надеюсь, что даже эти недолгие годы, проведенные в нашем доме, дали им многое. Судьба у всех сложилась неплохо – все они учатся, работают, имеют семью.

Женечка наш закончил медуниверситет, стал дипломированным хирургом. Гриша живет в Москве, учится в университете. Ксю-Ксю живет в Салехарде и собирается замуж.

Ни с кем из моих детей я связи не прерываю, стараюсь быть в курсе проблем и пытаюсь помочь, если надо.

А мои маленькие Ксюня и Настюша пока, слава богу, со мной. Учатся музыке, танцам, английскому, хорошо успевают в школе. Любят ездить на море и на экскурсии. И, разумеется, они видят такое количество талантливых и значимых людей у нас в доме, что вряд ли в дальнейшем им захочется пить или гулять, словом, жить, как жили их семьи.

Считается, что все хорошее делаешь в первую очередь для себя. С моими приемными детками и я сама стала лучше – добрее, благороднее, терпимее. И все-таки делала это я в первую очередь для них. Нельзя всех полюбить и всех обогреть. Нельзя всех осчастливить. Но если можешь хотя бы одного – сделай это. И если получится, счастью твоему не будет предела – знаю это по себе, по собственной жизни.