Можно всё

Настя же была в костюме хаки, что делало ее как бы одетой по-походному, но было очевидно, что костюм совершенно неудобный (попробуй пописать в лесу среди моря комаров в таком костюме): он просто удачно подчеркивал ее фигуру. Вся она была одета непринужденно красиво, но при этом в боевой готовности: жирно подведенные черным брови, по пять сережек на ушах, куча браслетов на руках, на шее амулеты. На ней было много всего, что как бы сразу показывало, что она интересная личность, при этом оставляло загадку и располагало к вопросам типа: «Ой, а что это за такой необычный камушек?» Я обычно сама всегда так делаю и поэтому сразу просекла фишку. В завершение образа на ее плече сидела огромная жирная крыса на поводке. В детстве крыса распорола мне руку зубами. С тех пор я боюсь крыс больше всего на свете. Как мертвых, так и живых. Они приводят меня в ужас, и я начинаю паниковать. Обычно я начинаю орать и убегаю. Это тот сорт страха, который не пытаешься объяснить логически и тем самым его перебороть. Меня вполне устраивало провести жизнь, не имея с крысами ничего общего.

– Привет, я Даша!

– Настя, – спокойно ответила она и сразу отвела взгляд. Ни одна мышца на ее лице не дрогнула.

– Это твоя крыса? – я пыталась не включить панику.

– Она не моя…

– Но ведь она сидит на твоем плече…

– Это верно.

– Что делает ее твоей…

– Думаешь?

– В смысле? Или это крыса твоих друзей?

– Уже не помню… – ответила она холодно.

Она явно не хотела идти на контакт.

– У меня паническая боязнь крыс… – сказала я максимально спокойным тоном, что многого мне стоило.

Хуже присутствия этой телки в походе для меня могла быть только она вместе с крысой.

– Ну, придется это исправлять, – ответила Настя с вызовом, и они с подругой ухмыльнулись друг другу.

«Вот сука, – подумала я. – Да пожалуйста. Можем неделю друг друга избегать. Твое дело».

Практически так оно и было. Все дни напролет парни строили дом, художница либо рисовала макет дома, либо пряталась в палатке, а Настя с подружкой готовили еду за женскими разговорами. Поскольку обе они были вегетарианками, а кан был один, готовить приходилось дважды, и этот процесс занимал весь день. Они ходили в платьях, обсуждали всякие ведические хрени, собирали травы, постоянно хихикали, повторяли, что они ведьмы, и вели себя, как мне казалось, показушно, напрашиваясь на комплименты и подогревая своей «загадочностью» интерес мужской части команды. В душе я восхищалась их умением быть такими женственными, но сама такой никогда быть не умела. Я этого не понимала, а когда мы чего-то не понимаем, нас это бесит.

Мне же при таком разделении обязанностей и социальных ролей досталась роль пацанки. На кухне помощи не требовалось, да и к тому же у меня всегда были проблемы с тем, чтобы вкладывать свою энергию и время в то, что через час превратится в какашки, и я занималась тем же, чем и пацаны: стругала бревна, строила баню и попутно спасала от холода бедных цыплят. Греть их было нечем, кроме как камнями из костра. Я находила большие булыжники и весь день их прогревала, чтобы потом поставить в загон с цыплятами. При этом нужно было сделать так, чтобы они, прижимаясь, не подпалили себе перья. Периодически шел дождь, и тогда приходилось скорее собирать их в коробку и укрывать собой. Часто кто-то из цыплят терялся, пролезая в дырки загона… В общем и целом за ними нужно было следить круглосуточно. Ночью мы брали их в палатку и укрывали тремя куртками. Но это все равно не помогало. В горах было слишком влажно и зябко, и постепенно они стали умирать.

Вечером мы с ребятами играли у костра в Мафию, а ночью начиналась реальная мафия – с утра я находила в коробке следующего замерзшего насмерть цыпленка, и это разбивало мне сердце. Днем я поочередно держала в ладонях самых слабеньких, и, переставая трястись, они засыпали. Как-то раз цыпленок просто умер у меня на руках… Неважно, человек это или птица – медленная смерть читается по лицу, и знать, что ты должен был кого-то спасти, но не смог, неописуемо. Что-то во мне тогда сломалось. Мне и так было чертовски одиноко в этом походе: я не сблизилась ни с кем из ребят, а Максим все свободное время прятался в палатке с Настей, и эти цыплята были тем, в кого я вкладывала свою, не нужную никому другому любовь. Виталик пошел закапывать уже пятого цыпленка, а я сидела и плакала в темноте. Никто не обратил на это внимания, кроме Насти. У меня уже заложило нос от слез, когда она подошла, села рядом со мной на корточки и стала очень ласково успокаивать. С того момента эта невидимая стена между нами стала падать.

2

«Никогда не извиняйся за то, что горишь слишком ярко или взрываешься внутри себя каждую ночь. Так создаются галактики».

Тайлер Кент Уайт