в чудесном лесу, после долгой охоты на диких зверей, я вошел в прекрасную капеллу и увидел золотого человека, лежащего на алтаре: на его лицо и плоть было так приятно смотреть, что ими можно было бы утолить голод всего мира навеки. И вот я съел средний палец его правой руки, что он претерпел с большим спокойствием и спокойствием в лице; после чего я вернулся на охоту, но вскоре снова пошел в капеллу, где схватил руку, от которой откусил палец. Но он, в красоте превосходящий самих ангелов, внезапно отдернул к себе руку и оглядел меня яростно, и его ангельское лицо заменилось таким невыносимым ужасом, выражением такого непроизносимого отвращения, что это нахмурившееся лицо могло погубить не только человека, но целый мир разом; и он сказал мне: «Впредь ты от меня не отъешь»[462]
.Видение короля каннибала здесь окрашено терминами, происходящими из классического определения сна (лат.
Капелла, объясняет церковнослужитель в «Хронике герцогов Нормандии», «это святое христианство, составляющее святую Церковь, и с которым [Вильгель] так плохо обошелся»[464]
: следовательно, акт каннибализма представляет собой многочисленные грабежи в ущерб Церкви, то есть в ущерб телу Христову. Того, кто толстеет на «плоти смертных» и не чуждается «уничтожать без разбору», «пожирать без остановки» (итал.В «О воспитании правителя» епископ объясняет:
Церковь, о король, что ты увидел такой красивой и богатой, была той церковью, что предшествовала твоему правлению, она изобиловала богатствами, достоинством и привилегиями. Но то, что ты после видел оголенным, это состояние церкви твоего царствования, под твоим господством, которую, своей властью, ты обеднил и, на что хватило твоих сил, лишил благ и подаяний верующих. Человек, которого ты увидел на алтаре, – это Христос, которого ты попробовал съесть вместе с его церковью и чью славу ты хотел уничтожить. Ужасная угроза, выраженная во сне, это, без сомнений, призыв Бога к покаянию: страшись, о король, потому как, если ты вскоре не сделаешь этого, на тебя снизойдет его уничтожающий гнев[465]
.