— Заткнись, бл*ть. — Я нажимаю на «отправить» и прожигаю Шеина взглядом. — Ты вломился в мой дом. Ты соучастник убийства. Если ты вздумаешь бежать, я обязательно позвоню копам. Если же ты сделаешь все, как я тебе говорю, то это останется только между нами тремя.
Он сглатывает.
— И что ты хочешь?
— Ответы и полное содействие. — Я указываю на тело, намекая на то, что мне не справиться с тушей этого ублюдка в одиночку. — После того, как мы закончим, ты смоешься обратно в дыру, из которой не показывался последние три месяца, и больше никогда не появишься в жизни Айвори.
— Хорошо, — отвечает он, трусливо стреляя глазами по сторонам, — я сделаю, все как ты скажешь.
Я ни хрена не доверяю словам этого придурка. При идеальном раскладе я бы разделался с Лоренцо так, что ни одна живая душа не узнала бы об этом. Два свидетеля — это серьезные риски. Айвори никогда не предаст меня осознанно, но если будет в курсе моих дальнейших шагов, может ненароком выдать меня. Поэтому я вынужден на время вывести ее из игры.
Но для начала мне нужно разлучить ее с Шубертом.
— Айвори, — пока я жду, когда она посмотрит на меня, я вспоминаю о причине, по которой так спешил домой, — думаю, тебе нужно в ванную.
— Я... — Прижимая Шуберта к себе, она смотрит вниз, сначала на свои ноги, потом на пол под ними, а затем снова на ноги. — Я просто не... — Ее подбородок дергается. — Прости...
Простить за что? За то, что она не успела добежать до туалета, так как защищалась от насильника?
Я хватаю Айвори за руку и притягиваю ближе к себе.
— Очень надеюсь, что ты обмочила его всего.
Ее рука нервно скользит по кошачьей шерсти.
— Я тоже на это надеюсь.
Я приобнимаю ее за талию, прижимая к себе. Между нами только Шуберт. Свободной рукой провожу по его морде, закрываю ему глаза и позволяю себе пустить слезу, оплакивая его смерть.
Айвори получила его в подарок от отца. Шуберт служил ей утешением в минуты, когда ее одолевал страх, был ее другом, когда она нуждалась в поддержке. Он был всем для нее — последним, кто остался рядом с ней, когда Айвори потеряла всех, кого любила. Но теперь у нее есть я.
Я обнимаю ее и поглаживаю по спине, пока она, всхлипывая, плачет мне в плечо. Дрожь в ее теле причиняет мне боль. Ее отчаяние лишь вскармливает мое собственное.
Шейн наблюдает за нами с расстояния в несколько метров. Его глаза также на мокром месте, и он изо всех сил старается сдерживать всхлипы. Возможно, его одолевает чувство вины, но я не против, если он подавится им.
Неохотно выпускаю Айвори из объятий.
— Вам пришло время попрощаться.
Отпечаток беспросветной скорби на ее лице буквально ставит меня на колени.
Но я все же беру себя в руки и жестом подзываю Шейна к нам.
— Твой брат заберет Шуберта.
Она снова накрепко прижимает кота к своей груди и начинает рыдать.
Я провожу рукой по ее лицу.
— Мне так жаль, Айвори. Я бы так хотел, чтобы все было иначе. — Я целую ее в лоб. — Мы похороним его на заднем дворе, а позже установим ему мемориал, какой ты захочешь.
Слезы, льющиеся из ее глаз, смешиваются с кровью на ее губах, когда она смотрит на тело Шуберта прощальным взглядом.
Я киваю Шейну.
Еще несколько криков протеста и Айвори ослабляет хватку, позволяя Шейну забрать у нее кота.
Я приобнимаю Айвори, отвожу в ванную комнату, где наполняю ей ванну.
— Я скоро вернусь.
Хватаю полотенце с вешалки и выхожу из ванной, закрывая за собой дверь.
— Кто еще знает, что ты здесь? — спрашиваю я у Шейна, встречаясь с ним взглядом.
От моего тона он нервно вздрагивает.
— Никто. Клянусь.
Не в моих интересах верить ему на слово.
— Ступай через заднюю дверь. Забери лекарства из моей тачки. Свою Хонду загони в гараж. Там же найдешь брезент и скотч. — Я швыряю полотенце в сторону тела Лоренцо. — Захвати все, что может нам понадобиться.
Если бы Шейн планировал бежать, он бы уже сделал это. Если ему вдруг взбредет в голову передумать, то я вряд ли смогу что-то предпринять. Поэтому мне остается только доверять ему и уповать на то, что он все же дружит с мозгами.
В ванной я даю Айвори снотворное и, закатав рукава, поглаживаю ее тело, убаюкивая. Мне абсолютно претит то, что приходится пичкать мою девочку таблетками, но оставить ее в сознании переживать свою боль в одиночестве еще хуже. Пусть лучше она пробудет в медикаментозном сне то время, пока я разгребаю все это дерьмо.
Меня так и подбивает позвонить своим родителям. Моя мама бы присмотрела за Айвори. Но впутывать еще и их в это действо может быть чревато.
Как бы там ни было, когда раздается стук в дверь ванной, я уже чувствую себя более уверенным.
Бросив взгляд на Айвори, я отмечаю, что ее кожа приобрела здоровый розовый оттенок, а глаза полуприкрыты.
— Ты же не утонешь, если я оставлю тебя здесь на некоторое время?
Ее ресницы слегка вздрагивают, и легкий намек на улыбку вырисовывается у нее на лице.
— Если ты не перестанешь чрезмерно суетиться, я скорее утоплю тебя.
Вот она, моя Айвори. Я целую ее в лоб, в нос, в губы, затем заставляю себя оторваться от нее, чтобы все же заняться делами.
— Эмерик?
Я оборачиваюсь, мой пульс зашкаливает, когда я слышу ее голос.