В следующий раз, когда возникнет подобная ситуация, я не забуду о стоп-слове. И Эмерик точно не проигнорирует его. Сколько я его знаю, он ни разу не взял на себя больше, чем позволено мной. Боже, в этом и правда заключена сила. Будучи уверенной, что он остановится, услышав то самое слово, я чувствую себя сильнее, решительнее... спокойнее.
Спускаюсь по ступенькам, наслаждаясь мягкостью кожи новой обуви. Милые балетки с ненавязчивыми серебристыми стразами и черной сеткой в области пальцев. Они отлично гармонируют с красным кружевным платьем с рукавами в три четверти, которое не даст замерзнуть осенними вечерами. Прямой подол проходит ниже колен, а под лифом имеется плетенный пояс, который фиксируется на талии.
Вкупе этот наряд помогает мне чувствовать себя утонченной и... желанной. Мое сознание взывало к совести, напоминая, что я не заработала на эти вещи. Вот только Эмерик ясно дал понять, отдавая их мне, что я его, и, соответственно, все, чем он владеет, автоматически и мое Осознание этого давалось мне очень сложно. Но сейчас я надела этот наряд, так как его подарок значит для меня гораздо больше моей чертовой совести.
Я застаю его сидящем за столом на кухне, ковыряющимся вилкой в тарелке с тостом и яичницей с сыром и беконом. Увидев меня, Эмерик замирает. Двигаются лишь его глаза, полыхающие под темными бровями, когда он окидывает меня изучающим взглядом сверху вниз.
Безусловно, он купил мне эти вещи, потому что мой гардероб был нулевой. Но по мере того, как его взгляд скользит по мне, я осознаю, что он выбирал его, думая обо мне, возможно, представляя, как я буду выглядеть в том, что ему по вкусу.
В конце концов, непоколебимые черты его лица смягчаются от удовлетворения. Что-то внутри меня прорастает и укореняется. Он доволен, что я приняла его подарок. Мне это непривычно, но понимание, что я нравлюсь ему, идеально сочетается со всеми остальными чувствами, которые Эмерик пробуждает во мне.
Наши взгляды встречаются.
— Платье подходит тебе, как нельзя лучше.
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Не ожидала, что оно настолько хорошо сядет.
Его взгляд перемещается на мои губы.
— Садись и поешь.
Его пестрый галстук, светлая рубашка и коричневые брюки смотрелись бы слегка старомодно на большинстве мужчин. Но Эмерик выглядел словно метросексуал. Черт возьми, чтобы ни было на нем одето, трусики девушек все равно становились бы мокрыми, когда он проходит мимо.
Меня окутывает аромат крепкого кофе, когда я сажусь рядом с ним.
— Сегодня без жилета?
— Погода располагает к куртке.
Замечаю коричневую замшевую куртку, висящую на спинке его стула. Ее длинные рукава помогут скрыть сбитые костяшки на его руках.
Он наполняет едой мою тарелку, наливает в стакан сок и кладет руку на мое бедро. Никто не заботился обо мне так после того, как отца не стало. Сейчас, сидя здесь в прекрасном наряде, наполняя свой желудок вкусной едой, я смотрела на него, как девушка без отца на того, кто может ее защитить, как ученица на своего учителя, но в придачу к этому я видела в нем мужчину, которому готова была открыть свое сердце.
Эмерик заполняет так много пустот в моей жизни, а моя страсть к нему только сильнее привязывает меня к миру, о котором я столько мечтала. К миру, в котором я общаюсь с мужчиной, потому что правда хочу этого, потому что он заботится обо мне, как и я о нем.
Вот только он утверждает, что я не готова.
До того, как повстречала его, я хотела только нежности, а что теперь?
Когда я всерьез занялась музыкой, меня постигло ошеломляющее открытие, что Бах использовал в своем творчестве контрапункт. Те, кто не разбираются в музыке, слышат лишь мешанину звуков, какофонию. Но, сочиненное им, это множество мелодий, причем каждая его рука играла свою версию одного и того же произведения.
Контрапункт — излюбленный прием Эмерика абсолютно во всем, что он делает. Одной рукой он играет с нежностью и сдержанностью, а другой — со всем темпераментом и желанием доминировать. Но как бы не были противоречивы его действия, он возводит их до совершенной гармонии.
Я выпускаю вилку из рук и сжимаю его руку, лежащую на моем бедре.
— Как я пойму, что уже готова?
Он берет мою руку и целует ее.
— Я почувствую.
Изучаю его лицо, задерживаясь на выразительных губах, свежевыбритом подбородке и глазах цвета ультрамарин.
— И что тогда?
Зловещий блеск вспыхивает в его глазах.
— Тогда ты будешь благодарна, что у тебя есть стоп-слово.
По моей спине пробегает холодок, но между ног становится жарко. Я жажду того, что он предлагает, так же сильно, как боюсь этого. Или, возможно, просто заставляю себя быть осторожной.
Провожу рукой по волосам и возвращаюсь к завтраку.
Эмерик заканчивает с трапезой и отодвигает свою тарелку.
— Если ты не в школе и не у меня дома, то ты не отходишь от меня.
Я закашливаюсь, чуть не подавившись откушенным куском сыра.
— Как ты себе это представляешь?
— Не говори с набитым ртом.
Поспешно прожевав, я проглатываю пищу.
— Ведь когда я вернусь к себе домой...
— Теперь твой дом здесь.