Мрачные ноты (ЛП)

— Даже не знаю. Я не замечал за ней какого-то обмана, а я ведь чертовски наблюдателен.

С этим трудно поспорить.

— Тогда в чем причина твоих сомнений?

Он убирает волосы с моего лица, и его пальцы задерживаются на моем подбородке.

— Я даже не мог подумать, что она сможет предать меня. Если она способна на это...

— То она способна на обман.

Его рука спускается ниже, чтобы погладить мое бедро, и его взгляд следует за ней.

— Возглавив Шривпорт, я полностью отдался работе. Посвящал ей дни и ночи и редко появлялся дома.

Все это время она имела возможность делать, что угодно. С кем угодно. Вероятно, Эмерик не такой уж наблюдательный?

Я стараюсь держать себя в руках.

— Зачем она пришла сегодня в клинику?

Эмерик смотрит мне в глаза.

— Я игнорирую ее сообщения, и у нее нет другого выхода, как выйти на меня через моего отца.

— Но чего она хочет? — Мой голос дрожит от нахлынувшего волнения. — Хочет вновь воссоединиться с тобой? Начать все с начала?

— Типа того. — Эмерик удерживает меня за шею, когда я пытаюсь отстраниться. — Она заинтересована лишь в моих деньгах, Айвори.

У меня не укладывается подобное в голове. Любой, у кого есть хоть немножко мозгов, должен понимать, что любовь, которую способен дать этот мужчина, важнее всех материальных благ этого мира.

Снова прижавшись к нему, я провожу рукой по коротким волосам на его затылке.

— Сколько она хочет?

— Половину того, что мне принадлежит. Миллионы. И я бы с легкостью удовлетворил ее требования, если бы не сомневался в том, что она носит моего ребенка. — Эмерик крепче обнимает меня. — Я сдал биоматериалы месяц назад, требуя провести тест на отцовство, но она до сих пор не предоставила мне результатов.

— Но ей же ничего не светит... Ну ,я имею в виду, если ребенок все же твой...

— Это все решит, и она станет очень состоятельной женщиной. — Он смотрит на меня сверху вниз, а затем закатывает глаза в задумчивости. — Ей известны все мои условия. Мне нужны результаты экспертизы. Если ребенок не мой, то она не получит ни цента, и мы разойдемся и навсегда забудем друг о друге. Если же ребенок мой, то я стану ему отцом во всех смыслах этого слова.

И Джоанна снова станет частью его жизни. Мое сердце обливается кровью.

Эмерик изучает мое лицо, а затем обнимает за шею.

— Меня и Джоанны не существует. Есть только ты и я. Скажи, что понимаешь это?

Я закрываю глаза, чтобы укрыться от давления его взгляда.

— Ты сказал, что любишь ее.

— А также я сказал, что ненавижу ее. — Вздохнув, он прижимается своим лбом к моему. — Тогда я познал нечто более существенное, чем любовь или ненависть.

У меня перехватывает дыхание, и я распахиваю глаза.

— Что же это?

— Это ты.

Мой пульс зашкаливает. Как ему удалось подорвать мое доверие и тут же, в мгновение ока, укрепить его в стократ?

— Прости, Айвори. Но я должен был рассказать тебе. — Эмерик проводит рукой по моей спине. — У тебя и так хватает своих забот, но просто... Я привык доверять своему чутью, а оно подсказывает мне, что она лжет.

— Я прощаю тебя. — Всецело. И во всем. Я кладу голову ему на плечо. — И что дальше?

— У меня не было в планах разрушать ее карьеру. Не хочу оставлять ее без работы с ребенком на руках. Но мне необходимо знать, мой ли это ребенок. — Я ощущаю, как напрягаются его мышцы, а тон становится резче: — У нее есть время до следующих выходных, чтобы предоставить мне результаты теста на отцовство. Если она не уложится в срок, то Высший совет Шривпорта получит гребаный компромат на грязного и лживого директора школы.

Глава 36

ЭМЕРИК

Следующая неделя проходит на нервах. Лоренцо Гандара по-прежнему на свободе, а мои беспрестанные раздумья о нашем совместном существовании с Айвори перерастают в паранойю, вследствие которой я становлюсь раздраженным и чертовски утомляюсь. Вдобавок ко всему на носу еще и выступление оркестра в эти выходные.

В череде ежевечерних репетиций, частных уроков Айвори и бытовых дел, выкроить свободное время было все сложнее. Несмотря на то, что половину дня мы проводили рядом друг с другом, большую часть мы посвящали учебе, игре на пианино и прочим рутинным занятиям.

В те редкие случаи, когда мне удавалось погрузить свои пальцы в ее горячее лоно, мы либо слишком спешили, либо были предельно вымотаны. Не иметь возможности овладеть ею — мучительнее самой смерти, но идеальный момент имел для меня первостепенное значение.

Я искренне желал того, чтобы встречаться с ней в полном понимании этого слова, и искренне был подавлен невозможностью этого. Айвори никогда не водили на свидания и не кружили с ней на танцполе, любуясь ею в вечернем платье и просто наслаждаясь ее присутствием. Я жаждал дать ей все это, без всякой сексуальной подоплеки. Но с нашим выходом в люди нужно было повременить.

Осознание того, что ей всего семнадцать, слегка усмиряло мое рвение. У нее впереди вся жизнь, и я намеревался стать неотъемлемой ее частью.