– Я не уверен… Извини, мне бы очень хотелось вспомнить.
Я понимающе киваю и стараюсь думать о том, другом доме за пределами Пасторали. О спальне, в которой я выросла. О месте, отличном от этого. Я вижу куклу с идеальными стеклянными глазами, сидящую у голубой музыкальной шкатулки для украшений, которая издавала красивую мелодию при открывании крышки, а потом сломалась. Но эта вспышка-картина исчезает так же быстро, как появилась.
Я вглядываюсь в глаза мужа, в их холодную голубизну.
– Почему тебя? – задаю я новый вопрос. – Почему они наняли тебя? Ты работал детективом?
Лоб мужа внезапно разглаживается, и на секунду я его не узнаю. Он становится тем, кем был прежде. Тревисом Реном.
– Нет, – отвечает мне он. – Но я мог разыскать пропавшего человека.
– Как?
Небо над нами просветляется, солнце поднимается над деревьями, но вереница дождевых туч, наползающих с севера, уже вытесняет со свода синеву.
– Я не знаю… Я видел людей… Я мог увидеть, что с ними случилось.
– Каким образом?
– Не помню. Возможно, я ошибаюсь.
Даже сейчас, когда он пытается углубиться в воспоминание, проработать его, оно распадается на отдельные элементы.
– У меня была твоя подвеска. С цифрой три. Ты обронила ее на дороге.
– На какой дороге?
Я сознаю, что подталкиваю его, заставляю напрягаться, заглядывать в самые отдаленные и потаенные уголки памяти. Но что-то внутри меня боится, что он очень скоротечен – этот проблеск правды, воспоминаний, которых у нас не должно больше быть. Если мы заразились ветрянкой, если мы больны и болезнь лишила нас отчасти рассудка, то этот момент просветления не может затянуться надолго. К полудню все вернется на круги своя: я снова буду Каллой, а он Тео, а цепочка и книга о Лисьем Хвосте останутся лишь ключами к загадке, которую мы никогда не разгадаем.
– На главной… на асфальтированной дороге. Там еще был старый полуобвалившийся сарай. И какой-то паренек сломал руку, спрыгнув с крыши дома, но тот дом давным-давно сгорел.
– Откуда тебе это известно? О мальчике, сломавшем руку? – бросаю искоса я взгляд на мужа.
Он смотрит на меня, но ничего не отвечает. Потому что не знает, не способен осмыслить собственные воспоминания. И теперь уже мой разум смущают коварные вопросы: насколько реально все то, что он помнит? Можем ли мы доверять своим воспоминаниям?
– Я не собиралась теряться, – признаюсь в конце концов я, страшась слез, уже начавших давить мне на веки.
Я помню, как шла по лесу, как заснула на кровати в фермерском доме, который не был моим, но слишком быстро стал знакомым и привычным. Для чего я сюда пришла? Почему отказалась от прежней жизни? Зачем отправилась на поиск Пасторали? Это темное пятно в моей памяти, но мне до сих пор не удается его прояснить.
Тео смотрит на юг, в сторону ворот и сторожки.
– Мы оба забыли, кем были.
Его голос теперь звучит твердо. Похоже, он уверен: правда в том, что мы оба оказались в чужой шкуре. Но сохранили ключи к своим настоящим ипостасям – зарыв в саду или запихнув под матрас на террасе. Какие бы вещи мы ни спрятали, они были призваны помочь нам вспомнить себя!
Я внезапно осязаю грязь, забившуюся мне под ногти, когда я выкапывала яму под кустом шиповника – не на днях, а давно! Мой взгляд рассеянно блуждает по лугу, к горлу подкатывает паника. Я положила на дно ямы сначала книгу. Я помню, как тревожилась о том, что насекомые обгрызут ее страницы, а дождевые осадки, впитавшись в почву, повредят бумагу. И все-таки не стала зарывать ее слишком глубоко, рискуя потом не найти. А поверх книги, почти у самой поверхности земли, я положила крошечную подвеску – своеобразный «надгробный памятник», намек на то, что под ним спрятано еще кое-что.
Притоптав почву, я закрыла глаза и прошептала свое имя, свое настоящее имя: Мэгги Сент-Джеймс. Я произнесла его еще трижды, стараясь запечатлеть в мозгу, в костях и плоти. Я понимала, что начинаю его забывать. А затем вернулась в дом, вошла в ванную, включила кран и, подставив голову под душ, стала смывать с себя грязь, распутывая пальцами мокрые волосы. Они были русыми тогда, но уже отросли, стали падать на плечи. И я силилась что-то вспомнить – ломала голову над тем, как выбраться из этого леса. Я пыталась сохранить память о том, кем была, и громко бормотала: не забывай!