Мрачные сказки

Это одна из последних картин, что я помню из прошлого, которое было до того, как черная пелена – подобно грозовой туче – затмила мне разум и заместила старые воспоминания новыми. Воспоминаниями о детстве в Пасторали, о холодных осенних сезонах, неизменно сменявших лето, о Би – тогда еще маленькой девочке, – с задорным смехом выбрасывавшей камушки из ручья на зыбучий песчаный берег. Она искала плоские, гладкие камушки, чтобы мы принесли их на пруд и она бы показала мне, как далеко научилась их запускать блинчиками по водной поверхности. Но сейчас я тщетно пытаюсь отыскать эту сцену в памяти. Помню лишь, что мне Би рассказывала о камушках – о своих детских забавах. В одиночестве! Меня не было с ней рядом там, на берегу ручья. Я лишь воображала себе детство, проведенное с Би. И теперь я не могу вспомнить ни одной сцены из своей жизни в Пасторали в малолетнем возрасте. Выходит, у меня не было детства в общине! Я провела его в другом месте…

В моем сознании правду исказила кривда. Поврежденный разум вымыслил путаную, бессвязную сказку, и распутать этот клубок очень трудно.

– А что ты думаешь об остальных? – спрашиваю я Тео. – Неужели в Пасторали все позабыли, кем были прежде?

Некоторое время муж молчит, а потом произносит:

– Нет, не все.

– Почему ты в этом уверен?

– Я не уверен. Просто внутреннее ощущение.

Я все-таки притрагиваюсь к цепочке, ощупываю по очереди все пять книжечек. Их металлические уголки слегка умеряют мое беспокойство. Я не желала потерять себя в Пасторали. И никогда не планировала здесь остаться.

– Тогда почему позабыли мы?

Тео прикасается к моей руке, сплетает свои пальцы с моими. Но ничего не отвечает.

– Скажи что-нибудь, – взмаливаюсь я. – Что ты об этом думаешь?

Его рука дергается, ослабляет свою хватку, но тотчас сжимает мою ладонь снова.

– По-моему, мы поверили в ложь… и верили в нее слишком долго.

Тео обвивает меня руками, я прижимаюсь щекой к его плечу, стекающие с подбородка слезы увлажняют его рубашку.

Солнце уже поднялось над деревьями, засияло в полную мощь. И мне хочется верить, что Тео – на самом деле мой муж, что мы выросли в этой общине посреди леса. И мне хочется верить в то, что я действительно его люблю, сильно, по-настоящему. Что мое чувство к нему – не самообман заблудшей женщины, страдающей амнезией.

Но он не спешит сказать мне, что думает. А я, пожалуй, не горю желанием это услышать. Мне хочется и дальше притворяться. Оставить все как есть и делать вид, что так было всегда. Жить спокойной, простой, пусть и невыразительной жизнью. Мой муж мне муж. Моя жизнь – это моя жизнь. Но чем дольше мы стоим на крыльце, тем больший клин вбивает между нами страх. И я сознаю: он становится другим. Он вовсе не Тео, он – Тревис Рен. Мужчина, пришедший в общину за мной и разделивший ту же участь, что и я.

Слыша, как колотится у уха его сердце, я также понимаю: он думает о том же, что и я. Мы не можем здесь оставаться. Эта жизнь – ложь.

Лисы и музеи

Отрывок из книги первой в цикле «Элоиза и Лисий Хвост»

Элоиза провела в лесу несчетное число дней и ночей. Проходили недели, годы. Деревья оплетали ее ветвями, прорастали корнями в ее сердце, и вскоре она стала такой же твердой и жесткой, как их кора. Довольно скоро она стала забывать свою старую жизнь, отчий дом на окраине леса, мягкость простынь с «огуречным» узором и мамин поцелуй в щеку перед сном.

Элоиза стала лесным существом. И даже имя свое не могла теперь вспомнить. Оно стерлось в ее памяти, стало темным пятнышком, разобрать которое оно не могла.

Но когда привыкаешь к темноте, сживаешься с гадкими, скользкими, насквозь прогнившими сущностями, ты забываешь, что такое солнечный свет. Ты забываешь, по чему должна скучать и тосковать. И тогда возврата назад уже нет.

Калла

Би возвращается. Я стою на заднем крыльце – пытаюсь упорядочить хаотичные мысли, не укладывающиеся в голове. Стараюсь понять, как мне (точнее, нам!) жить в Пасторали дальше, но звон в ушах слишком сильный, а тело сковано неуверенностью. И в этот момент я замечаю Би. Она идет по лугу; распущенные волосы рассыпаются по плечам, прядки падают на лицо, и мне почему-то вспоминается песня с пластинки, снова и снова воспроизводимая заевшей иглой проигрывателя.