Мрачные сказки

Мне кажется, будто я состою из двух человек. Один спит, а другой бродит во сне, как лунатик. И похоже, я способна на чудовищные поступки. Я вырезала ножом отметины на пограничных деревьях. Как долго? Годами? Но для чего я это делала? Я думаю о клеточках, растущих внутри меня, дублирующих себя, множащихся, развивающихся в нечто большее. В моем теле формируется новое тело. Малышка, желающая родиться на этот свет и стать сильной и жизнестойкой, как ее отец. Ребенок, не знающий, кем я в действительности являюсь. Я прикасаюсь к голому животу, к коже, усеянной мурашками, как вдруг слышу тихий стук в дверь и голос Каллы, застывшей у порога ванной.

– Би, можно войти?

Я поджимаю колени к груди, с волос капает вода, шея вжалась в стенку ванной.

– Можно… – отвечаю я.

И сразу слышу скрип приоткрывающейся двери. А за ним – осторожную поступь сестры, заходящей в ванную и притворяющей за собой дверь.

– Прости за то, что я порезала тебя, – мой голос прерывается, звучит нервно, как будто я им долго не пользовалась.

– Это вышло случайно, – покашливает Калла, и я представляю, как она косится на узкое оконце с едва колышущейся на ветру занавеской. А может, она смотрит на нож, лежащий у раковины. Калла не прерывает затянувшуюся паузу. Уж не позабыла ли она, что хотела сказать? Но вот ее руки сплетаются.

– Я не та, кем ты меня считаешь, – наконец выговаривает она.

Не эти слова я ожидала от нее услышать!

– Ни я, ни Тео… мы не те, за кого ты нас принимаешь.

Приподняв голову над краем ванной, я сажусь прямее.

– Тео приехал в Пастораль две зимы назад. Это свой пикап он нашел на дороге. А я… – Калла осекается, а мне уже не хочется, чтоб она продолжала.

Я не желаю услышать то, что она собирается сказать дальше. У меня предчувствие, что это меня сразит, сломает, раздвоит окончательно.

– Я раньше жила в том, другом мире, что существует за пределами Пасторали, – Калла тщательно подбирает слова, подбираясь к правде, до которой докопалась. – Меня зовут Мэгги Сент-Джеймс. Я была писательницей, а потом переселилась сюда. Это было много лет назад. Пять… нет, уже семь лет назад. Я точно не помню, но я знаю…

Вода в ванной становится невыносимо холодной. Мне больше не хочется оставаться в этой комнате и дослушивать до конца признание Каллы.

– Би, я не…

Я предвижу, что она сейчас скажет, потому что подсознательно понимаю: я всегда это знала. Я чувствую, как моя кожа немеет от холодной воды. Резкая грань между правдой и ложью грозит расчленить меня на две части – я слишком часто терла этот рубец, пытаясь содрать с раны грубую корку, увидеть, что под ней, и одновременно страшась, что рана откроется и еще пуще разболится. Меня никогда не покидало ощущение, что в нашем доме что-то не так. И Калла, и Тео казались мне порой чужими.

И все-таки… без этих двух людей я не смогла бы жить. Калла мне не сестра. Как и я ей. Но мне претит слышать от нее это признание, потому что помню те летние сезоны, что мы провели с ней в детстве. Я помню день, когда умерли наши родители и Калла побежала к пруду, а я осталась сидеть в одиночестве в доме, тихо плача в уголке.

А может быть, я горевала по родителям одна? А Калла не грустила на берегу пруда, потому что ее вообще там не было? Потому что мать с отцом не доводились ей родителями и у меня не было сестры. Я всегда была одна? Я прижимаю ладони к глазам – шум в ушах настолько сильный, что голова идет кругом. Опережая Каллу, я спрашиваю:

– Почему мы помним то, чего с нами не было?

У Каллы перехватывает дыхание.

– Не знаю. Я знаю только одно: Леви нас обманывал, он лгал нам и мы не можем здесь дольше оставаться.

Я отворачиваю голову к окну, прислушиваюсь к пению птиц, к ударам о стекло глупых мошек, ищу хоть какое-то напоминание. Мне нужно понять, как это место стало моим домом. Но сердце колотится и звенит в ушах, кровь клокочет, словно ищет выход наружу.

– Я беременна…

– Я знаю, – помолчав немного, произносит Калла.

И я сознаю: моя сестра права. Мы не можем здесь оставаться. Леви сломал меня, и я не желаю растить нашу малышку, наблюдая за тем, с каким безучастием он на нее смотрит – как будто она ничего для него не значит. Я не желаю видеть, как он будет воспитывать своих детей и чувствовать, как разрывается мое сердце и гибнет моя душа, пока он меня забывает. Я вспоминаю Колетт, думаю об Эше. Он рискнул переступить границу ради спасения их дочки. Он любил жену так сильно, что поставил на кон жизнь. А Леви не любит меня даже настолько, чтобы поставить на ноги ребенка, растущего во мне.

Мысль, зародившаяся на задворках сознания, наконец обретает форму и всплывает на поверхность.

– Я не уйду без Колетт и ее малышки.

Она заслуживает большего, чем это место. Лучшего, чем то, что с нею здесь случилось. Колетт уже потеряла мужа. Я не хочу, чтобы она тут осталась и стала свидетельницей смерти собственного ребенка.

Калла нервно перебирает что-то пальцами. Я слышу слабый звук металла. Динь-динь. Похоже, у нее браслет или цепочка на шее, которую я увидеть не могу.

– Мы уйдем сегодня ночью, – отвечает она.

Калла