Мрачные сказки

Леви отпивает из фляги еще глоток, словно набираясь сил, подавляя все чувства, которым страшится дать волю.

– Алиса это понимает. Она сознает, что значит быть моей женой.

Эти слова мне как обухом по голове. А разве я не понимаю? Мне хочется закричать. Нет, завыть! Я знаю Леви лучше всех. Лучше него самого. Лучше, чем эта замечательная, понятливая Алиса Уивер! Но гнев мгновенно замирает, утихомиренный теплотой его голоса.

– Ты всегда была бесстрашной, более самостоятельной и более необузданной в сравнении с другими девушками. Особенно в юности, – продолжает Леви.

От него пахнет потом и терпким виски. А еще летней травой, зеленой и сладкой под жарким солнцем. Он пахнет привычно, но его слова кусают меня, как слова чужого, незнакомого человека.

– Мне в тебе всегда это нравилось. Но этим ты и опасна. С тобой рискованно связывать жизнь.

– Почему? – Я не узнаю собственный голос, он словно застревает где-то внутри.

– Потому что я уверен: однажды ты меня покинешь. Ты решишь покинуть Пастораль.

Я мотаю головой. Но от этого она кружится, глаза моргают, в них то и дело мелькают какие-то вспышки. Мне кажется, я вижу всполохи свечей. Но стоит мне крепко зажмуриться, и их сменяет темнота. Леви встает, я больше не чувствую его тело рядом с собой; от этого меня бросает в дрожь.

– Эти двое мужчин попытались сбежать. И мне кажется, это только начало. Вскоре попытаются и другие.

– Они не планировали сбежать, – объясняю я Леви. – Они отправились за помощью.

– Между бегством и жертвенностью очень тонкая грань…

Мне непонятен смысл этих слов, но я слышу, как Леви подходит к окну, и представляю, как он выглядывает из него на освещенный звездами лес и луну, висящую низко на небе.

– Я чувствую в них перемену, во всех. – Леви тщательно подбирает слова прежде, чем они слетают с языка. – Они больше мне не доверяют. Они думают о внешнем мире. О том, чего они лишены, а не о том, что имеют здесь.

Я провожу пальцами по стеганому одеялу, на котором сижу. Нащупываю знакомые швы – узор из маленьких треугольников. В нем нет ни дырок, ни рваных кромок, в отличие от большинства вещей в Пасторали. Его берегли и вовремя чинили.

– Они все еще тебе доверяют, – завожу я снова старую пластинку.

Я всегда поддерживала, успокаивала Леви. И даже сейчас я пытаюсь подбодрить его. Так уж повелось. Я – ориентир, опора для человека, который так легко поддается сомнениям и начинает комплексовать.

– Им просто нужно дать понять, что ты тоже им доверяешь и принимаешь решения ради них, а не себе во благо.

– Все, что я делаю, я делаю для них, – фыркает Леви.

Он опять развернулся, голос устремился не к окну, а ко мне.

– Эти два человека перечеркнули бы все, что я делал для общины, подорвали бы весь мой авторитет, если бы смогли уйти по этой чертовой дороге дальше. Если бы добрались до поселка.

– Но почему?

Леви направляется к кровати.

– Мы не знаем, что там есть, – отвечает он скорее самому себе. – Мы не знаем, что там осталось.

– О чем ты говоришь?

Вздохнув, Леви прикладывается к фляге. Комната уже насквозь пропахла алкоголем, он пропитал стены, постельное белье, его кожу. Словно не один Леви, но и сам дом накачался виски.

– Они повели себя как предатели, – наконец категорически заявляет Леви.

– Они не были предателями, – возражаю я. – Они просто хотели спасти дочку Эша.

Дыхание Леви становится более глубоким, вдохи и выдохи – тяжелыми.

– Не важно, почему они это сделали. Важно, что они на это пошли. Их надо было наказать.

– Их повесили, потому что они были больны, а не потому, что они совершили предательство, – поправляю я Леви.

Из его глотки вырывается странный звук.

– Каждый видит то, что хочет видеть.

Он опять садится рядом со мной на кровать. Его тело слишком отяжелело, чтобы держаться на ногах.

– Кого ты имеешь в виду? – недопоняв Леви, уточняю я. – Эша и Тёрка?

Леви мотает головой, я слышу легкое движение воздуха.

– Нет, Би, – в его голосе такая усталость, словно он из последних сил борется со сном, обволакивающим его разум.

– Поясни, кого ты имеешь в виду, – не успокаиваюсь я.

Леви наклоняется ко мне ближе.

– Всех остальных, – отвечает он.

А когда я хмурюсь, все еще не понимая до конца его слов, Леви добавляет:

– Ты задаешь слишком много вопросов. Не забивай голову вещами, которые не должны тебя волновать.

Я снова открываю рот и в этот миг чувствую на горле руку Леви. Он сдавливает его несильно, слегка. Проводит пальцами по коже до мочек ушей, навивает на них пряди моих волос. Он любил так делать, когда мы были детьми и он подкрадывался ко мне сзади и дергал за волосы в напоминание, что он со мной. Всегда рядом. Мой спутник, мой лучший друг, а временами – моя тень.

– Я любил тебя, – говорит мне Леви таким тоном, словно к его глазам снова подступили слезы.

Как будто это я его обидела, вышла замуж за другого.

– Ты всегда была лучше меня, умнее. И я всегда это сознавал, – глубоко выдыхает Леви. – Даже в детстве. Вот что вынудило меня…

Его голос прерывается на полуслове. Я отстраняюсь от него, хочу встать, но Леви быстро выбрасывает вперед руку и хватает меня за запястье.