Мрачные узы

Даниил тоже не чувствовал себя в своей тарелке, понимая, что и сегодняшний вечер может закончится семейным скандалом, ведь он осмелился пойти против Филиппа Карловича, своего деда, и пригласил на традиционный новогодний поход в театр Ангелину, отношения с которой не нравились никому. Она была не той девушкой, которую хотели бы видеть рядом с Даниилом. «Не той крови», – выражался Филипп Карлович, брезгливо отмахиваясь от любой беседы, если там содержалось имя Ангелины. Ему хотелось, чтобы все его нынешние и будущие родственники имели какое-то значение и вес в обществе. Таким образом он однажды женил Игната на дочери влиятельного человеке, чтобы выгодно было ему, однако не сильно задумывался над желанием и потребностями сына, который будучи совсем юным ощущал себя вещью, которой отец разменивается налево и направо. И с Даниилом была похожая ситуация, Филиппа Карловича не заботили чувства юноши. Его не удовлетворяла перспектива видеть внука с девушкой недостаточно высокого статуса. Что скажут люди? Внук мэра города, хоть и бывшего, встречается с какой-то невзрачной девчонкой, дочкой машиниста и продавщицы в книжном магазине. Но сколько бы Филипп не ждал, надеясь, что этот роман кончится по чьей-либо инициативе: либо Даниил наконец наиграется и бросит Ангелину, либо она переключится на кого-нибудь другого, разбив сердце Дане, – время шло, а их отношения только крепли.

Даниил скатывал в трубочку программку и опасался, что его спонтанное решение, основанное на злости в адрес деда, выйти в свет и в окружение семьи со своей избранницей, не стесняясь осуждений, может плохо закончится, ведь по возвращению домой, его может ждать не очень лицеприятный разговор. Эта тревога передалась и Ангелине, которая отчетливо помнила последнюю беседу с Филиппом Карловичем, который так и остался в тайне от Даниила. Разгневанный и настроенный всячески воспрепятствовать отношениям молодых людей Филипп Карлович ясно ей дал понять, что встречаться с его внуком не стоит, ибо это закончится плохо для всех. Говорить, что это настоящая любовь между Даней и Гелей, а не временное увлечение, было бесполезно, все объяснения пролетели мимо ушей, он был настроен решительно – они должны расстаться.

«Только через мой труп ты войдешь в мою семью!» – стукнул по столу старик, оставаясь равнодушным к слезам Ангелины.

– Чувствую себя завсегдатаем борделя, – процедил Марат, глядя как на них все так же презрительно косится Филипп Карлович.

– Чувак, ты о чем?

– Да твой отец так сказал о ваших с Даниилом любовных увлечениях.

– И часто он говорит о борделе? – усмехнулся Ренат, в кровь расчесывая запястье под манжетами, держащихся на необычных запонках.

– Не знаю, – пожал плечами Марат. – Я слышал лишь однажды, но мне понравилось.

– Чудесно. Тогда вступай в наши ряды, чтобы не просто так осуждали.

Свет погас, все активно зааплодировали, приветствуя седого и кудрявого дирижера. После заиграла музыка, от нее мурашки страстной волной разлились по коже. Занавес переливался разными цветами благодаря игре прожекторов в такт живой музыке; из желтого складки занавеса превращались в зеленые, из красного – в синий, рябили при интригующей мелодии, вспыхивали оранжевым при каждом бое барабанов и тарелок.

Оперетта на немецком языке была поистине удивительным зрелищем, оставила вдохновляющее впечатление, после чего чувствовалась какая-то особенная чистота и легкость. Шлоссеры-старшие всю обратную дорогу и время подготовки к ужину, не смолкая, говорили исключительно на немецком, будто бы не хотели то ли забывать свои корни, то ли их так и не отпустило действие на сцене.

Они ужинали, обсуждали оперетту, пили, смеялись, слушали музыку, фотографировались около новогодней елки, играли в снежки и на время забыли об острых конфликтах. Так могло казаться лишь со стороны. Однако на самом деле за каждой улыбкой и дружеским толчком в плечо после удачной шутки прятались тихая обида и свирепая злость, которые пока занимали выжидательную позицию. За каждым галантным жестом таился подтекст презрения и ненависти, в каждой фразе скрывались ложь и лицемерие, в молчании зарылось зло.

Филипп Карлович сидел во главе стола, изредка выходил на балкон, смотрел на все сверху вниз, беседуя с собой. Он старательно искал ответы на все волнующие его вопросы, однако нигде не мигал даже блеклый огонек верного пути к нормальной (или хотя бы прежней) жизни. И взирая на все сверху, будто бы Бог наблюдал за тем, что сотворил, он понял, что это не уютное гнездышко, где когда-то выкормили птенцов, вырастили, научили летать и выпустили их на волю, всегда с радостью ожидая их возвращения. Нет, то не теплое и уютное гнездышко, это холодный клубок змей.

И в этот момент Филипп Карлович понял, что его решение было верным, отступать нельзя. Семья – это святое.

Ближе к утру все разместились в гостевых спальнях.