Вот и первые отзвуки нереальности, подумал я, разглядывая предмет, отдаленно напоминающий круглый щит. Блестеть на нем было совершенно нечему. Кривые гвозди давно покрылись ржавчиной, дерево разъела соленая влага. С другой стороны — удобно, не пропустишь ничего важного.
Мне недвусмысленно намекали на то, что этот печальный круг следует подобрать. И я не стал упрямиться, напряженно наблюдая, как в пустоте, напротив глаз проступает черное и ровное полотно, а на нем — крупные белые буквы. Это было пояснение, и звучало оно не очень радужно:
Манящий блеск давно исчез, пояснение рассеялось, словно туман на ветру; под нависающей палубой остался только я и старая крышка, которой, возможно, когда-то прикрывали котел или отхожее место. В расстроенных чувствах я вернулся на берег, совершенно не понимая, что делать дальше.
Вода сходила мгновенно. И набедренная повязка, и крышка от котла (хотелось все-таки думать, что от котла) сохли буквально на глазах. Не прошло и минуты, как тряпка на бедрах заметно полегчала, выпустив всю морскую влагу, а обретенный щит (польстим крышке) начал издавать вполне вменяемые для просохшего дерева звуки, когда по нему стучат костяшками пальцев. В реальности я обсыхал бы еще, наверное, полчаса, если не дольше.
На самом деле хорошо, что какие-нибудь мелочи все время напоминают о том, что и этот разбитый корабль, и этот широкий, желтоватый берег, протянувшийся от скалы до пещеры, и этот густой, высоченный лес впереди, и это яркое солнце — лишь иллюзия. Иначе можно было бы увязнуть тут, как в черной дыре, забыв, кто ты есть в реальности и где в беспробудном сне храпит твое настоящее тело.
Кое-что начало проясняться: например, серебристый блеск, как свет маяка, указывал путь к предметам, а мокрая одежда высыхала в мгновение ока, и можно было спокойно гулять под дождем без опасения подхватить насморк. Однако в какую сторону топать дальше, оставалось загадкой.
Я вновь обвел взглядом место, куда меня принесло. И так и не решив, в какую сторону направиться, пошел куда глаза глядят.
Глаза глядели в направлении пещеры. Она не казалась зловещей. Тихой, пустующей, темной — да. Но отнюдь не зловещей. Прошлепав по песку шагов двадцать, я заметил отпечатки босых ног. Цепочка уверенных следов возникала внезапно и также резко обрывалась, словно человек, оставивший их, взмыл в небеса или испарился. Однако перед тем, как улетучиться с пляжа, он оставил послание: выведенную стрелку на песке и слово под ним. И это было слово «сокровище».
Я обошел послание, не зная, доверять ли ему, и уловил знакомый блеск. На палубе корабля. С расстояния двадцати шагов блеск был хорошо заметен, но если стоять совсем рядом с берегом, то… Я посмотрел на пещеру, потом на корабль. И решил вернуться к нему, а также приказал себе отныне быть более внимательным, обшаривая каждый закуток, чтобы не пропустить ничего важного.
Солнце бросало позолоту на волнистое море, белая пена с тихим шорохом оседала на берегу, ветерок лениво трогал изуродованные паруса. А я, тихо поругиваясь, взбирался на палубу, цепляясь за прорехи и дыры в борту корабля.
На самом деле было легко. Если бы сейчас карабкался в реале, насобирал бы целый ежик заноз, да еще и непременно сорвался бы, причем не один раз. Однако я пребывал в Нвалии, и мои пальцы, ловкие, как у фокусника, надежно липли к любому выступу. Казалось, во мне не было ни фунта веса. Так что забрался я неожиданно быстро и почти без усилий.
Но, видимо, совершенно напрасно. Потому что новый предмет оказался даже не крышкой от котла, а всего лишь желтоватым клочком бумаги, исписанным мелкими, нечитаемыми закорючками. Я подобрал его, и в воздухе, словно черное знамя с белыми знаками, всколыхнулось сообщение: