В подтверждение своих слов я достал оперативную справку по НФС, подготовленную СБП. - Конечно, эта справка далеко не полная, но смысл ее совершенно ясен и понятен. То, что в последнее время стало твориться в НФС, вызывает у нас массу вопросов. Федоров сидел, как на иголках. К чашке кофе он даже не притронулся. - Борис Владимирович, - продолжал я, - за деятельностью НФС мы пристально наблюдаем уже в течение полугода. Известно нам многое. Не только нам, но и другим правоохранительным структурам - ФСБ, МВД, Налоговой полиции. Вы даже представить себе не можете объема нашей информации. Но по-прежнему наблюдать за всем молча мы больше не в силах. Было бы правильно, если бы сейчас вы отложили все свои эмоции и внимательно меня выслушали. Те деньги, которые вы распылили по разным структурам, вам в НФС надо вернуть. Если не сделаете это добровольно, то я обещаю, что государство навалится на НФС всей своей мощью и последствия станут для вас уже необратимыми. - Это государственный рэкет! - вскричал Федоров. - Вы не имеете права! Это частная собственность. Я засмеялся: - Бросьте. Вы же отлично знаете, что это не так. Все ваши коммерческие структуры появились исключительно благодаря государству, государственным льготам, кредитам. А значит, и деньги - казенные. - Я не позволю разговаривать с собой таким тоном! Это произвол! Я известный человек, а не какой-то мальчишка!!! На Федорова было страшно смотреть. Его глаза метали молнии, галстук съехал набок. - Я работаю в предвыборном штабе Бориса Николаевича! Мне доверено ответственное дело! - Да, мы в курсе. Но знаем мы и то, что вы передали в штаб 10 миллионов долларов безо всяких документов. Это уголовно наказуемое деяние, и эти деньги тоже надо вернуть. И чем быстрее, тем лучше. Дальнейшую часть разговора пересказывать я не хочу. Все ограничивалось немилосердным со-трясанием воздуха со стороны Федорова, заверениями, что он чист и честен, грязными выпадами и инсинуациями в адрес Тарпищева. - Вы что же, думаете, Тарпищев о государственных интересах печется? Как бы не так! Он за свой карман боится. "Какая же ты мразь, - подумал я. - Тарпищев вывел тебя в люди, а ты платишь в ответ черной неблагодарностью". Беседа длилась около часа. Под конец мне надоело заниматься переливанием из пустого в порожнее. Я сказал: - Что ж, очень жаль, Борис Владимирович, что вы меня не поняли. Сожалею. Думаю только, что сожалеть вскоре придется и вам. Уже стоя на пороге, Федоров обернулся и посмотрел на меня. Его глаза были полны ужаса. "Загнанный кролик иной раз опаснее тигра", - вспомнилась восточная поговорка.
* * *