Мраморное сердце

Джулиан брал орган из тазов с нечистотами (Райан не мог иначе воспринимать органы мёртвых людей) и направлялся с ними к скульптурам. Он водил конкретным органом по внутренностям скульптуры, пока его собственная кровь окропляла и безупречный мрамор, и слизистые внутренности мертвецов. Он несколько раз заклеивал свою рану, потому что не хотел потерять слишком много крови. Но как только его крови оставалось мало на мраморе или на органах, он снимал повязку и вновь освящал их своей жизненной силой. Джулиан смотрел только на то, что делал, его взгляд был сосредоточен на работе, которая казалась для него рутинной и практически конвейерной. Когда, по его мнению, было достаточно медитировать с одним органом, он швырял его назад в таз и приступал к следующему. Его траектория тоже была продумана, он двигался от самой сильно раскрытой скульптуры, у которой виднелись практически все внутренности до тех, у кого только недоставало лишь конкретных кусочков. Он ни разу не отвлёкся от важности своей миссии, ни разу не заговорил, и даже ни разу не кинул взгляд в их с Жаном сторону. Он отработал добросовестно от начала до конца.

Когда он закончил, магическая атмосфера медленно испарялась, только сейчас Райану не казалось, что он попал на заброшенное кладбище обители блаженных, сейчас он узнавал тот живительный блеск скульптур Ланже, они были завершёнными. Это было великолепно, завершённость их образов, несмотря на телесные недостатки, была неописуемой. Боже мой, Джулиан сейчас был творцом, он дорос до того, чтобы оживлять эти невоодушевлённые объекты высокого искусства, он сейчас олицетворял вечную красоту, от которой прямо кровоточили глаза, потому что это было не по зубам простым смертным. И только связывающая их с Джулианом нить смогла позволить Райану не только наблюдать за этим, но и пережить этот опыт. Кажется, даже Жан остолбенел, за несколько часов весь его пустой мрамор превратился в сады наслаждений.

После того, как Джулиану позволили принять душ и переодеться, Райан долго не мог вернуться в реальность, его заворожило то, что сумел сотворить Джулиан, в котором было так много жизни, что он был способен животворить даже мраморные скульптуры. Какое всё-таки сокровище он отыскал, теперь у него не осталось сомнений, что они на верном пути, и красота Джулиана и их покорение вечности неизбежны. Ясности стало ещё больше, загадка гармонии практически решалась у него на глазах.

33

После странного случая в галерее Жана Ланже, Джулиан воистину какое-то время ощущал себя творцом, и это новое чувство было великолепным. Он понимал необходимость этой грязи – гнилые органы, агония скульптур, кровавые жертвы, жажда вкусить хотя бы частичку жизненной энергии в лапах смерти, всё это было необходимой обратной стороной, чтобы понять жизнь. Джулиан уже не боялся принимать образно смерть, она не была ужасной, но без маячившей рядом жизни, она была бесконечным гниением, разрушающем и ведущем в бездну пустоты. Это противоречило концепции жизни, поэтому он не колебался принять вызов Жана, чтобы вдохнуть луч света в мраморные разлагающиеся тела, потому что их принятие смерти убивало гармонию, что он носил в себе, побывав на обеих сторонах. Он был в трансе, когда работал в качестве бога и исправлял недостаток фантазии Ланже, это была большая жертва, но его связь с мраморным Джулианом давала ему возможность гармонизировать каждую скульптуру, которые на тот момент ничем не отличались от мешков со строительным мусором.

После этого странного опыта он почувствовал себя гораздо увереннее, как будто у него теперь была полноценная власть над мраморным Джулианом, они были на равных теперь все, его жертва теперь сгладила всю его нерешительность и подтолкнула его к тому, чтобы не бояться брать слишком много. Он знал, что теперь слияние с мраморной копией будет другого уровня, он способен будет погрузиться в те дебри, что его пугали или сковывали, сейчас же он был открыт принять всё. Только так можно дойти до конца.