Мраморное сердце

Когда скульптор начал свою работу, Джулиан начал сходить с ума от этих звуков, каждый скребок, каждый удар молоточком отдавался в нём, как барабанный гонг перед военными действиями. И видя, как мраморная крошка летит на осыпанный строительной пылью брезент, ему уже начинало казаться, что с него сдирают кожу. Это было настолько медленно, и настолько ярко ощущалось каждое движение Ланже в нём самом, что у него не оставалось сомнений, что он и скульптура связаны на неземном уровне, потому что сейчас Жан Ланже дробил как будто бы и его грудную клетку. Но это надо было пережить, он просто знал это, это – его путь к свободе, никто не мог пережить за него этот опыт, он принадлежал только ему. Пыточные инструменты продолжали свою работу, всё больше обнажая мраморное тело изнутри, безупречность мрамора была вне конкуренции, даже по частям и изнутри эта скульптура была без изъянов.

По мере того, как продвигалась работа, скульптура всё больше принимала абстрактные черты, её отрешённость переходила и к Джулиану, хотя физически он страдал так, как никогда в этой жизни. И хотя он понимал, что это были надуманные страхи и иллюзорная боль, просто символический жест в жажде обрести живительную искру, это имело настолько крепкие корни, что окутывало весь мир вокруг. Райан в углу наблюдал за ним, но не вмешивался, хотя Джулиан уже давно сидел в полуобмороке, роняя кровавые сопли и солёные слёзы, держась обеими руками за сердце. Но глаза его были широко раскрыты, он наблюдал за тем, как этот скульптор, возомнивший себя богом, потрошил его скульптуру, чтобы вдохнуть в неё ещё больше жизни. Это была необходимость, он знал это, и старался не упустить ничего из того, что творили волшебные руки Жана Ланже.

Когда полость в грудной клетке скульптуры была уже достаточно глубокой, уверенными руками Жан взял закутанное тряпьём мраморное сердце и приложил к груди своей скульптуры. Джулиану казалось, что оно бьётся в его руках, пробуждённое теплом своего творца (Жан почти никогда не работал в перчатках, ему нужно было ощущать мрамор без посторонних предметов, живой контакт был необходим для того, чтобы создать связь с рабочим материалом). Он даже нашёл в себе силы, чтобы встать на ноги и подойти ближе, сейчас волшебство захлебнёт его в потоке эмоций. Он чувствовал кульминационную боль, которая вела прямиком к экзальтации, как процесс родов, ничто несравнимо с болью и напряжением рожениц, но результат стоит всех мучений мира сего, ведь на свет выталкивается новая жизнь. Джулиан замер, его мраморное отражение получало свой главный дар, символический орган нашей души, сейчас важна была каждая микросекунда. Он до конца не понимал, то ли время остановилось, то ли оно молниеносно проносится вперёд, он застыл в этом мгновении и просто смотрел, как создатель его мраморного двойника вдыхает в него огонёк жизни.

Ланже действительно превзошёл все их ожидания, насколько ювелирно он сработал, особенно если учесть, что это был первый его подобный опыт. Сердце крепилось в мрамор, но не утопало в нём, растворяясь в мраморном единстве, оно как бы образовывало вокруг себя некий вакуум, так что получалось так, что оно не было зажато мрамором со всех сторон, а как будто парило в нескольких сантиметрах от всего остального мрамора. Это было удивительно, как оно держалось? Но из него выходили тонкие нити, артерии и вены, что крепились к мрамору, и Джулиан осознал, что сердце будет всегда в нём, оно не будет поглощено остальным мрамором. И он понял, что неплохо было бы ему сделать и остальные органы, но сердце было нашим мотором, оно было главным, может быть, мраморному Джулиану этого и будет достаточно. Он глаз не мог оторвать от того, как оно блестит внутри его грудной клетки, переливаясь в лучах заходящего солнца, пылая жизнью. Боже мой, думал он, я как будто и не жил никогда, и сейчас это сердце наконец-то начало биться внутри меня, и я возродился, наконец-то я вижу мир во всех его проявлениях! Наконец-то взору моему открылись все цвета, все ощущения, меня переполняет переизбыток эмоций, я взрываюсь от чувства полноценности, я завершён!