Мстерский летописец

Такие, растерявшие в пути совесть и достоинство, особенно любили односельчанам пустить пыль в глаза. Примкнув на последнем этапе к возвращающимся домой офеням-подводникам, подбивали их на форс. Украшенный лентами и бубенцами обоз офеней въезжал в слободу с песнями, а то и с ружейными выстрелами.

На следующий день жены и дочери офеней выходили на улицу в обновках, а франтоватый коробейник шел кутить в кабак.

Разговор за столом у Голышевых между тем продолжался.

— В Сибирь надо идти, там народ сытый, достаточный, — убеждал приятеля офеня, — глупые бабы да девки за яркую ленту готовы все из избы вынести. Да хорошо бы подгадать, когда мужики в отход уйдут, тута бабы в полной твоей власти.

— Да спроси, где нас нет. Разве только дома, — смеялся тот. — Я встречал одного, он в славянские земли ходит.

— Всяко бывает, я тоже по деревням хожу, — вступал в разговор Николай Панфилов. — Вечерком к богатому мужику заверну. Лошадь распрягу, в избу войду, хозяину да образам поклонюсь, и любой мужик ночевать пустит, да еще за стол посадит. А я почну ему про дальни края рассказывать, так вся деревня к тому мужику в избу сбежится. Рассядутся все вкруг стола и, рот раскрыв, слушают мои небылицы. Чево ни привру, все сойдет, еще привранное-то им интереснее кажется. Поужинаю этак и — на полати. Тепло. Утром картинки хозяину на стену прибью. Он взглянет и улыбнется. И уж редко какой после этого за постой да ужин возьмет, а по делу-то надо бы полтинник отдать. А икону ему на полочку поставлю — так он и овса лошадям даст, и хлеба мне на дорогу.

Вконец захмелевший Егорка Тихонов целовал свою красавицу-жену Катерину и пятилетнего сына.

Помогать родителям в офенский день пришла старшая дочь Голышевых Анна, проживающая во Мстёре, приехала из Вязников Анастасия, вышедшая замуж за купецкого сына Дикушина. Авдотья Ивановна, хоть и поднялась с постели, все же здоровьем была слаба и с гостями совсем уходилась.

После обеда офени с хозяевами вместе опять помолились, и, благословляя друг друга, все путники выпили из поставленной под образа чашки по глотку воды, а больше вылили на себя и на пол и пошли к возам.

Потехин, дождавшись, когда вся торговая экспедиция выедет далеко за околицу, взял из-под образов хлеб-соль и поехал догонять свою офенскую артель. Он провожал ее До развилки на муромском тракте, у трех сосен: там офени расходились всяк по своему пути, а порой и сам Потехин отправлялся с одним из возов в дальнюю дорогу.

ГЛАВА 5 Член губернского статистического комитета

1859 году владимирский губернатор Егор Сергеевич Тиличеев отправился по губернии с ревизией, захватив с собой редактора неофициальной части «Владимирских губернских ведомостей», секретаря статистического комитета, помощника правителя канцелярии Константина Никитича Тихонравова. Приехав во Мстёру, губернатор остановился у предводителя уездного вяз-никовского дворянства, помещика Ивана Александровича Протасьева, в Татарове.

Зашел у них разговор о Голышевых, вывеску на литографии которых начальник губернии только что видел, проезжая по Мстёре. Протасьев уважительно отозвался о молодом Голышеве:

— Самородок, талантлив, умен, работать умеет. Все за книгами ко мне бегает…

«Любопытно было бы посмотреть заведение», — подумал Тиличеев, но навестить крепостного крестьянина посчитал зазорным для себя и послал знакомиться с литографией Тихонравова.

Голышевы видели, как промчалась мимо их дома по тракту губернаторская пролетка, и захотелось Александру Кузьмичу заманить губернатора в литографию, а покорить его он решил своим Апокалипсисом.

— Сбегай к Протасьеву, пригласи губернатора, — велел он сыну. Но Иван засопротивлялся. В его памяти еще жили слова Тиличеева: «Дрянь, дрянь, дрянь!»

Вдруг Иван увидал, как, приплюснув к стеклу нос, в подвальное окно литографии заглядывает незнакомый человек. Иван уже привык к любопытствующим посетителям. Всяк, останавливающийся на мстёрском постоялом дворе Паниловых, фасонисто названном гостиницей «Париж», обязательно заглядывал к Голышевым, ибо Панилов, сам того не зная, делал им рекламу, оклеив стены нумеров голышевскими картинками. Путешественник непременно спрашивал: «Откуда такие, чай, из Москвы привозите?» А хозяин, поднимая тем самым и собственный авторитет, сообщал:

— Свой у нас издатель. Да какой! Мальчишка еще, токмо год, как в совершеннолетие вошел, а уж — хозяин. Хозяином-то, знамо, числится отец: отколь у малого, хоть и грамотного, деньги? Отец-от прижимист, ни за что свое не отдаст. Так хозяин-от — отец вроде, а в самом деле — сын, мальчишка, Ванька Голышев, большой мастер по части рисования и выдумок. Иноземные станки из Москвы привез, иностранные книжки читает. Сам на камне рисует, сам отпечатывает, девки наши, мстёрски, эти картинки раскрашивают.

Всех поражала эта сельская печатня, потому гостей было полно. Ивану льстило такое внимание, и в этот раз он заспешил навстречу заглядывающему в окно незнакомцу.