Мстислав Удалой. За правое дело

Глава 3. Мстислав Удатный в борьбе за Балтику

1. Меченосцы наступают

Псковская община контролировала часть Латгалии – обширную область Талаву к северу от Риги; эта область мешала немцам проникать в Эстонию, ибо находилась у них на пути. А попасть в земли эстов очень хотелось.

Во главе Талавы стоял старейшина Талибальд, или Таливалдис. Возможно, он не обладал даже княжеским титулом. К востоку находилась еще одна латгальская область, Атзеле, которую псковичи звали Чудь Очела и также считали своею данницей. Местные балты ладили с псковичами и даже принимали православие, что автоматически делало их своими, русскими. Пришельцы-рыцари какое-то время не трогали эти районы, а пытались обходить стороной, что продолжалось, впрочем, недолго.

На эстонской сцене появился монах-воин Бертольд, которого рыцари выбрали комтуром, то есть командором. Они захватили деревянную крепость племени вендов, назвали ее Венден и перестроили в мощный замок. С тех пор она стала опорой для завоеваний рыцарей в Ливонии.

Бертольд придрался к тому, что часть латгалов страдает от набегов эстов из области Унгавния (Уганди), платившей дань Новгороду. Собственно, это были даже не набеги, а деревенская вражда с драками, но для Бертольда последний факт значения не имел. Предприимчивый комтур выступил в роли защитника обездоленных, а вот русские сделать этого не смогли. Бертольд собрал немецкий отряд, присоединил к нему вспомогательные части латгалов и начал завоевание Эстонии. В 1209 году немцы дошли до эстонского замка Оденпе – Медвежья Голова. Новгородцам же было не до того: вместе с Удатным они свергали «суздальское иго».

Правда, активность Бертольда напугала епископа Риги Альберта фон Буксгевдена. Епископ знал, что эсты находятся в зависимости от Новгорода, и опасался получить могучего врага. Состоялись переговоры, на которых стороны заключили мир и демаркировали границы. Эта тактика усыпила бдительность северных русских общин, которые больше занимались выяснением отношений между собой, чем расширением границ и противостоянием немцам.

Тем временем часть летов/латгалов перешла на сторону немцев, чтобы рассчитаться с эстами за обиды. Уже в 1210 году комтур Бертольд фон Венден повел их в набег на Медвежью Голову – Оденпе. Деревянный эстонский замок был взят и разграблен, а те мужчины-эсты, которые не успели попрятаться, – перебиты. Женщин победители щадили, превращая в пленниц. Восстановленный город Оденпе стал немецким данником.

Бертольд вернулся с богатой добычей. Его подвиги признал даже епископ Альберт. Тем более что события показали: с Новгородом можно не считаться, как и с Полоцком.

Сами эсты, однако, активизировались: напали на Венден и безуспешно пытались овладеть замком. К Бертольду пришли подкрепления, эсты отступили, заманили врага в засаду на переправе через речку Имеру и нанесли поражение. Немцы ответили новым походом, ради которого объединились силы меченосцев и рижского епископа. В 1211 году они взяли замок эстов Вильянди и переименовали в Феллин. Обе стороны вели войну без пощады. Немцы, разумеется, рисовали себя в рассказах, отчетах и хрониках благородными воинами, а эстов – бездушными варварами, которые жарят пленных заживо или удушают, предварительно вырезав на спине знак креста. Но тевтоны убивали пленных не менее жестоко. Сожжение еретиков или язычников на кострах как раз входило в моду в тогдашней Европе.

2. Раскаты грома

Наконец раскаты грома достигли новгородской Софии. Отозвались они и на княжом подворье, и в монастырях, и на базарах, где новгородцы оживленно обсуждали немецкие набеги да приближение врага к границам. Настало время князю вмешаться, говорили новгородские мужики. Куда он смотрит? За что прозван Удатным? Говорят, великий воин? Вот пусть и покажет удаль в бою с крыжовниками!

Неизвестно, как глубоко понимал Мстислав опасность вторжения Запада на Русь. Но человек он был русский, католиков не любил, хотя на рожон понапрасну не лез, соблюдал, если надо, любезность. «Дядька», родня, монахи воспитали его осторожным и хитрым политиком. Мы видим это по перестановкам в Новгороде. Не менее осторожен Мстислав был и по отношению к представителям католического мира. С одними дружил, воевал с другими, только помнил одно: интересы Руси – превыше всего.