Мститель

Одинокий всадник остановил коня в тени пальм, окружавших оазис. На нем был снежно-белый халат жителя пустыни, но черты лица явственно говорили о том, что этот человек принадлежал не Востоку. Он внимательно глядел вдаль из-под руки, приставив к глазам широкую, сильную, бугристую от шрамов ладонь. Кожа всадника казалась почти бурой, но это была не природная смуглость зуагира: лицо его отливало красноватой бронзой пропеченного солнцем выходца с Запада. Глаза же горели неукротимым голубым огнем — глубокие, загадочные глаза. В распахнувшемся рукаве поблескивал металл: просторное одеяние странника скрывало кольчугу.

А на боку висел длинный прямой меч в простых кожаных ножнах.

Конан ехал быстро и проделал уже немалый путь. Ничто не могло удержать его. Он загнал четырех лошадей, пока добрался до Кофа. Достигнув наконец границы пустынь, занимавших восточную оконечность этого королевства, он дал себе короткую передышку в нищей захолустной деревушке, покупая халат и съестные припасы в дорогу. До сих пор никто не вставал у него на пути. Лишь нечесаные головы высовывались из дверей, изумленно провожая взглядами стремительного всадника, а вооруженные стражники задумчиво почесывали в бородах, размышляя, куда бы это мог торопиться одинокий наемник…

Немногие в королевстве Коф сумели бы опознать Конана, короля Аквилонии: аквилонцы и жители Кофа враждовали друг с другом и, как следствие, довольно редко общались.

Зоркие глаза Конана обшаривали горизонт. Жаркий воздух волнами наплывал из пустыни, но все-таки он разглядел вдалеке неясные очертания высоких куполов и зубчатых стен. Похоже, это и была Ханария — город в королевстве Хорайя. В этом городе он разыщет чародея Пелиаса и попросит его помочь найти свою похищенную королеву. У него были веские причины надеяться, что Пелиас ему не откажет. Пять лет назад, когда волшебник томился в подземельях Алой цитадели, в плену у своего врага Тзота-Ланти, Конан повстречал его там и выручил из беды.

Конан коснулся шпорами боков вороного жеребца, посылая его вперед, к далеким башням.

— Кром! — пробормотал он. — Надеюсь, Пелиас нынче в здравом рассудке! Чего доброго, насосался вина и валяется на своем золотом диване, наплевав на весь белый свет. Но даже если так — клянусь Бадб, уж я его разыщу!

Пестрая толпа кружилась и перетекала по узким улочкам Ханарии и по мощеной рыночной площади. Кого там только не было! Зуагиры с северо-востока, из разбросанных по пустыне крохотных деревушек; развязные наемники с жадными глазами, не снимающие руки с рукояти меча; крикливые лотошники, нахваливающие свой товар; блудницы с накрашенными лицами, в пестрых юбчонках… цветистое, живописное зрелище!

Время от времени толпу раздвигали в стороны вооруженные слуги какого-нибудь богатого вельможи, восседающего в благоухающем паланкине, водруженном на лоснящиеся черные плечи мускулистых кушитских рабов. А то отряд стражников выезжал из казарм — цокали копыта скакунов, лязгала сбруя, развевались конские хвосты плюмажей…

Дородный Крассид, капитан стражи Западных ворот, гладил седеющую бороду и знай ворчал про себя. В город нередко заглядывали чужестранцы, но таких необычных, как те, что явились сегодня, он, кажется, еще не видал. Вскоре после полудня в туче песчаной пыли из пустыни нагрянул отряд в семь человек. Предводитель был худощавым малым, чем-то смахивавшим на хищного зверя; под редкими усами виднелись плотно сжатые тонкие губы. Он был вооружен на манер рыцарей Запада, но кираса и шлем были гладкими, без герба. Бок о бок с ним ехал на черном коне здоровенный стигиец в просторном халате. Единственным видимым оружием его был тяжелый боевой лук.

Остальные пятеро были отменно вооружены: каждый вез у пояса меч и кинжал, в руках покачивались длинные пики. На вид — дерзкие негодяи, с одинаковой легкостью способные прижать в углу девушку или перерезать кому-нибудь глотку.

Ханарийская городская стража предпочитала не задерживать чужестранцев без веских на то причин. Восток и Запад встречались и смешивались здесь, торгуя и обмениваясь сплетнями. И тем не менее, Крассид напряженно следил взглядом за этой семеркой, удалявшейся по направлению к северному кварталу, пока они не скрылись среди дымных таверн и не стих лай уличных дворняжек, мчавшихся следом.

Остаток дня прошел спокойно, но под вечер поток странноватых чужеземцев, казалось, возобновился. С последними лучами солнца у ворот, уже запертых на ночь, остановил коня рослый всадник в бурнусе и потребовал, чтобы его впустили.

Крассид, вызванный к воротам одним из дежурных стражников, явился как раз вовремя, чтобы услышать, как второй стражник кричал вниз:

— Чего тебе здесь надо, бродяга? Мы не впускаем после заката никаких чужаков, которые, того гляди, примутся резать нам глотки и обижать наших женщин! Назови-ка свое имя и скажи, куда едешь, пока не оказался в цепях!

Незнакомец смерил стражника ледяным взглядом голубых глаз, сверкнувших из-под головного платка жителя пустыни.