Агнес резко повернулась спиной к счастливцу, обладавшему столь удивительным чутьем, и сказала отцу:
− Уйдем отсюда, мне страшно оставаться здесь.
− Страшно, если я тут? – гордо ответил Мённикхузен.
– Не бойся ничего, рыцарь Мённикхузен сумеет защитить свою дочь. Но почему у тебя рука на перевязи? Ты действительно была ранена, бедное дитя?
− Да, я была ранена, но сейчас я уже здорова. Ох, отец, мне много пришлось вынести. . – голос Агнес задрожал, –
...с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Но здесь не место говорить об этом.
− Бедное дитя, бедное дитя! Я искал тебя в ту страшную ночь по всем углам, но ты как в воду канула;
только когда пропала последняя надежда найти тебя, я бежал с горящей мызы.
− А я, пробиваясь к твоей комнате, уложил на месте дюжину русских, но комната оказалась пуста, – смиренно прибавил Рисбитер.
− Можешь ли ты уже сидеть на лошади, Агнес? –
спросил Мённикхузен.
− Конечно, могу, но я пешком охотно пошла бы за тобой, – радостно ответила Агнес. – Поверь мне, отец, я стала выносливым пешеходом и прошла длинный путь.
− Фрейлейн фон Мённикхузен не подобает ходить пешком, – заметил старый рыцарь высокомерно.
− А тем более невесте Рисбитера, – торопливо прибавил юнкер Ханс. Он подвел невесте лошадь и с учтивым поклоном подставил руку, чтобы Агнесс могла сесть в седло. Агнес минуту колебалась, но ее сердечная доброта взяла верх над неприязнью к Рисбитеру. Предупредительность юнкера ее тронула. Она подала ему руку, которую тот почтительно поднес к своим губам.
− Еще минуту! – сказала Агнес. Она обратилась к
Христофу, который безмолвно наблюдал происходящее. –
Я в последний раз прошу вас сказать мне правду! Куда девался мой бедный спутник? Вам я больше верю, чем вашему брату.
– Мне нечего прибавить к словам брата, – холодно ответил Христоф.
– Заклинаю вас, скажите правду!
Христоф молча пожал плечами.
− Значит, мне здесь больше нечего делать, – печально вздохнула Агнес и позволила юнкеру Хансу помочь ей сесть на коня. Ханс же взял лошадь одного из слуг.
Всадники медленно выехали из лагеря. Никто не осмелился их задержать. Христоф с озабоченным видом смотрел им вслед.
− Почему ты допустил это? – прошипела старуха, подойдя к нему.
− А что было делать?
− Что теперь скажет Иво?
− Пусть говорит что угодно, – ответил Христоф, сердито махнув рукой. – Не мог же я силой противиться таллиннским бургомистрам.
По дороге Агнес рассказала отцу о своем бегстве. Услышав имя Габриэля, Рисбитер вскричал, прерывая ее:
− Это тот самый, которому я в лесу задал взбучку?
− Тот самый, который
Рисбитер хотел что-то возразить, но Мённикхузен приказал ему молчать, а Агнес попросил продолжать рассказ. Когда она кончила, рыцарь, нахмурясь, сказал:
− Я не понимаю, почему они тебя еще задерживали, если ты сама чувствовала себя здоровой; может быть, они имели намерение потребовать с меня большой выкуп?
− Я думаю, что у них было другое, более злое намерение, – прошептала Агнес, бледнея.
− Злодеи! – заскрежетал зубами Мённикхузен, грозя кулаком в сторону лагеря.
− Не проклинай их, отец, – сказала Агнес более мягко.
– Я все же должна быть им благодарна – они очень хорошо заботились обо мне. Если бы я только знала, что они сделали с моим спутником!
− Хорош спутник, который в опасную минуту удирает!
– с едкой насмешкой произнес Рисбитер.
− Я знаю и таких спутников, которые удирают еще до опасной минуты, – живо возразила Агнес. – Но вот что меня мучит: я не могу поверить, что Габриэль действительно бежал. Боюсь, что они бросили его где-нибудь раненым, может быть, даже мертвым.
− Почему же ему было не бежать, если он знал, что его, как русского шпиона, ожидает в Таллинне?
− Молчите, юнкер Рисбитер! – воскликнула Агнес, сверкая глазами. – Вы сами не знаете, что говорите. Габриэль не шпион.
− Ну, ну, – успокоительно произнес Мённикхузен. – Не беспокойся о своем спутнике; кто мог бы так уж сильно жаждать его смерти? Вот увидишь, в один прекрасный день он появится у нас и потребует свои заслуженные чаевые.
Эта мысль показалась Агнес настолько нелепой, чтем она даже не смогла рассердиться. «Если этот человек еще жив, – подумала она с улыбкой, – то он не удовольствуется чаевыми, а потребует большего...»
– Смотрите! – вдруг воскликнул бургомистр Зандштеде. – Это, кажется, Иво Шенкенберг?
Со стороны города мчался одинокий всадник. Подъехав к Мённикхузену и его спутникам, он резко остановил коня и, словно оцепенев, уставился на Агнес своим единственным глазом.
− Простите, что я без вашего разрешения вышла из шатра, – приветливо обратилась к нему Агнес. – Благодарю вас за вашу заботу, но осторожность ваша была излишней: я вполне здорова и, кроме того, счастлива, потому что, как видите, опять нашла своего дорогого отца. − Кто выпустил вас из шатра? – пробормотал Иво, бледнея.